Золотые миражи

Правда, эта старинная традиция по приказу контр-адмирала Нахимова и рекомендации лейб-медика царя Кузнецова была несколько дополнена. Перед тем, как выпить чарку вина, матроса заставляли откушать полстакана лимонного сока. Многим из служивых это не нравилось, но адмирал был неумолим – не выпьешь сок, не видать тебе чарки. Павел Степанович популярно объяснил морякам – лимонный сок предохраняет от цинги – страшной болезни, которая порой выкашивала до половины экипажей кораблей, находящихся в дальнем плаванье.

Кроме того, судовые лекари получили перед отплытием коробочки с пилюлями, которые каждый моряк должен был принимать в море. Эти пилюли назывались мудреным словом – «поливитамины», и они должны были укреплять организм экипажей. О лейб-медике царя поговаривали, что он просто волшебник и может вылечить даже безнадежного больного. Поэтому корабельные врачи послушно потчевали этими пилюлями матросов, не обращая внимания на их ворчание и недовольство.

– Дурни, – ругались лекари, – вы что, не хотите вернуться домой живыми? Сам царский доктор заботится о вас! А вы тут кочевряжитесь!

Впрочем, не забывали и о старых добрых способах предохранения от цинги и прочих хворей. Трюмы кораблей были загружены бочками с квашеной капустой, связками лука и чеснока. А во время стоянки баталеры и офицеры, отвечающие за снабжение кораблей продовольствием, старались закупить в порту побольше овощей, фруктов и «живые консервы» – кур, уток, свиней, баранов и быков. У подплывавших к борту кораблей рыбаков покупали свежую рыбу. Да и сами матросы и офицеры занимались ловлей рыбы во время штиля.

Тем временем отряд контр-адмирала Нахимова медленно, но верно двигался к цели своего путешествия. Происшествий не было, несколько сильных штормов не нанесли кораблям серьезных повреждений. Изредка навстречу попадались иностранные корабли, чаще всего британские и голландские. Они несли коммерческие флаги и опасности для русских не представляли.

Игорь Пирогов не чувствовал себя на «Авроре» чужаком. Конечно, он не мог, как другие офицеры фрегата, стоять на вахте, командовать установкой или спуском парусов. Он закончил в свое время «Макаровку» и был специалистом по судовым дизелям. На кораблях отряда дизелей, равно как и прочих машин, понятно, не было. Но Игорь помог починить корабельную помпу, поучаствовал в ремонте брашпиля, который стал заедать, словом, показал команде фрегата, что он на корабле человек не случайный и даже полезный.

К нему начали относиться как к полноправному коллеге, который имеет право на равных посещать кают-компанию корабля. К тому же, увидев, с каким уважением к нему относится контр-адмирал Нахимов, многие сделали надлежащий вывод и стали первыми здороваться с Пироговым. Игорь же скоро стал в кают-компании, что называется, душой общества. Он знал много морских баек, интересно рассказывал о странах и океанах, в которых ему довелось побывать. Офицеры «Авроры» оценили и его вокальный талант. Игорь неплохо играл на гитаре и пел. Большинство песен были незнакомы людям XIX века, но они им понравились, хотя не все в них было понятно. Некоторые песни пришлись офицерам по душе. Они просили Пирогова спеть им «Вечер на рейде» или «Синее море». Те, кто успел выучить слова этих песен, подпевали Игорю.

А вот карточные игры, которые процветали в кают-компании, ему были не по душе. Пирогов старался под любым благовидным предлогом отказаться от приглашения своих новых знакомых «сообразить банчок». В таких случаях он заявлял, что ему «надо послушать эфир», и отправлялся в свою каюту, превращенную в радиорубку. По приказу Нахимова, вход в нее посторонним был строго воспрещен. Даже вестовой Гаврила Вешнев, приставленный к Пирогову, боялся туда заглядывать. Его пугал не строгий адмиральский приказ, а звуки, которые порой раздавались в каюте.

– Словно там живет кто-то еще, – озираясь по сторонам, испуганно говорил Гаврила, – из ящика чудного раздаются голоса людские, а самих людей-то и не видно. А как-то раз, когда барин открыл мне дверь, я увидел, как у него на столе стоит маленький такой плоский сундучок, в котором бегают живые картинки.

– Врешь, Гаврила, – смеялись над ним матросы, – придумал ты все. Небось спьяну тебе померещилось.

– Вот вам истинный крест, что не вру, – крестился Гаврила, – все так и было. Да и барин мой не любит вино пить. Одну-две рюмки выпьет – и всё. Мне он, правда, наливает. Только не часто и не помногу.