Золотые миры

Это было, быть может, во сне,
Или в сумраке скучных и медленных дней.
Только ранней зарёю почудилось мне
Зацветанье вечерних огней.

И почудилось мне, будто небо цветёт,

И далёко, где вьётся гряда облаков,
Недопетую песенку кто-то поёт,
Позабытую песню без слов.

Звуки гасли вдали…

Опустилась недвижная мгла.
Всё, что мило и дорого в скуке земли,
В непонятные сны облекла.

Сны цвели и прошли в небытье красоты —

Отцветанья далёкого вестники.
И остались одни только звуки-мечты
Недопетой, непонятой песенки.

27/ III, 1923. Сфаят

Лунный свет («Я вглядываюсь в ночь, в её беззвучный гений…»)

Я вглядываюсь в ночь, в её беззвучный гений…
В прозрачной тишине струится тишина.
Недвижно падают задумчивые тени
И в синей дымке высь и глубина.

В каких-то ясных очертаньях сна

Плывут узоры звуков и видений,
И очертанья каменных ступеней
Покрыла синей дымкою луна.

Какой-то силуэт неясный и склонённый

Лежит на белом выступе стены…
Какая-то мечта блуждает в дымке сонной…
Всё победил неверный свет луны.
И сквозь хрусталь его тоски бездонной
Струится сказка лунной глубины.

30/ III, 1923. Сфаят

Тост («Я пью из чаши бытия…»)

Я пью из чаши бытия
Холодный яд самозабвенья.
Сверкает ночь, и мысль моя
Несётся в жуткое сомненье.

Меня смущает чёрный сон,

Я вижу тягостные муки.
Из вихря песен и времён
Летят неистовые звуки.

А нити дальних вечных звёзд

Как бы уходят в бесконечность…
И будет мой последний тост
За Ночь, за Красоту, за Вечность!

12/ IV, 1923. Сфаят

«Ещё не раз в тревоге зыбкой…»

Лисневскому

Ещё не раз в тревоге зыбкой
Ты вспомнишь пылкие мечты,
Не оскорбляй ты их улыбкой,
Страшись преступной высоты.

Ещё под звон тоски обидной,

Под вещий грохот дальних бурь
И ты взлетишь душой пустынной
В нерукотворную лазурь.

И в жизни дерзко-прихотливой,

Сомненья потопив в вине,
Ещё не раз порой тоскливой
Ты будешь думать обо мне.

15/ IV, 1923. Сфаят

Блоку («Когда в вещании зарниц…»)

Когда в вещании зарниц
Предвижу я тоску и муки —
В знакомом шелесте страниц
Ловлю я трепетные звуки.

В них я ищу тоски моей

Беззвучный взгляд и холод зыбкий
И в чёрном бархате ночей
Любимый образ без улыбки.

И в вечный сон, и в мощный стон

Слились печаль и боль сомненья,
И от страниц, где думал он, —
Ищу спасенья.

21/ IV, 1923. Сфаят

«Мы — сухая, как осень, трава…»

Мы — сухая, как осень, трава
На печальном заросшем болоте,
Повторяются дни и слова,
И теряются в мелкой невзгоде.

Безглагольность, покорность, судьба,

Монотонные, вечные звуки…
Здесь давно прекратилась борьба,
Опустились усталые руки.

И чем больше устала душа

И больнее сковала невзгода —
Тем отраднее стон камыша
И сильней завлекает болото…