Золотые нити

– Никто не может предсказать, как все будет развиваться, – Сей говорил бесцветным монотонным голосом, словно зачитывал какой-то конспект, – Чаще всего сначала происходят изменения личности, восприятия себя. У кого-то начинается депрессия, могут быть приступы агрессии, паники, суицидальные мысли.. Все что угодно. Человек постепенно теряет себя, начинаются провалы в памяти. Сначала выпадают какие-то отдельные события, а потом целые куски. Прошлое стирается, человек перестает осознавать кто он, перестает себя помнить. Потом начинают отключаться зрение, слух, способность двигаться.. Мозг умирает достаточно медленно, но необратимо. Если дебют происходит в пожилом возрасте, то человек живет три-пять лет. А если молодым, то все бывает очень по-разному.. Кто-то живет и десять, и двадцать лет. Вопрос в каком состоянии..

Я смотрела на Сея расширенными от ужаса глазами. Он говорил с таким равнодушием, что становилось жутко. Словно не о себе, о каком-то постороннем, вымышленном человеке. И я не могла воспринять его слова как правду. Мой Сей.. Смешливый, безбашенный, веселый, нежный, заботливый, добрый, единственный во всей Вселенной.. Мой Сей.. Все забудет?.. Перестанет быть собой? Перестанет меня узнавать? Это невозможно! Это просто невозможно… такого не бывает..

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила я, пытаясь совладать с деревянными губами, – Сей… Уже лечат даже рак! Неужели в нашем мире нельзя хоть как-то это остановить?

– Поэтому я еду на экспериментальное лечение в Германию, – Сей забрал у меня измятый листок и сунул обратно в конверт, – Там пытаются тестировать какие-то лекарства, но гарантий никто не дает. И излечение не обещают, лишь немного больше времени..

– Сей, – меня вдруг накрыло таким чудовищным осознанием, что по телу словно пробежал мощный заряд тока, – Ты знал об этом? Ты знал все это время..

Сей задумчиво посмотрел в окно.

– Моя мама рассказала, когда мне было восемнадцать. Вероятность наследования около тридцати процентов. Она долго сомневалась, но решила, что я должен знать. К тому же важно распознать ранние симптомы. Дебют как правило случается не раньше тридцати. До первых симптомов тесты сдавать бесполезно, они ничего не покажут.

Я неожиданно почувствовала такую пустоту и усталость, словно внутри меня все выгорело до обугленной пустоши и там больше ничего, абсолютно ничего нет… как такое возможно? Как Сей жил с этим все время? Как он мог быть таким веселым, таким добрым, понимающим, сочувствующим, когда знал все это? Как он находил силы?…

– Когда я только узнал, – продолжал Сей, – то впал в жуткую депрессию. Даже пытался покончить с собой. Но вовремя опомнился, пожалел маму. У нее бы никого не осталось, она бы просто не пережила.

Сей помолчал, собираясь с силами и продолжил:

– Мама нашла мне хорошего врача, он пытался помочь моему отцу в свое время.. Он прожил пять лет после первых симптомов, и боролся как мог , хотя наверно было адски тяжело. Я был маленький, почти этого не помню. В общем этот врач вытащил меня, вернул к жизни. Заставил осознать, что даже если времени у меня меньше, чем у всех остальных, то я должен ценить каждую его секунду. И тогда я понял, что хочу что-то после себя оставить, чтобы все не прошло в пустую, чтобы хоть что-то было от меня в этом мире, даже если я все однажды забуду. Чтобы кто-то меня помнил.

Голос Сея дрожал, он говорил все громче, с каким-то фанатичным жаром. Я никогда раньше не видела его таким.

– Мне всегда нравилось заниматься музыкой. Но тогда я вдруг решил, что это мое призвание. Что я хочу писать песни, которые будут открывать людям глаза, которые заставят их ценить жизнь, а не просто прожигать ее. Я видел в этом свое великое призвание, свою миссию, мне кажется я даже помешался на этом.. Но, черт возьми, это же помогло! Вытащило меня из той беспросветной тьмы, в которой я увяз. Я думал, что не смогу больше нормально жить. Страх неизвестности сжирал меня, не давал дышать. Я не мог есть, спасть, я сходил с ума. И начал писать свои песни. Днями и ночами, это просто поглотило меня целиком и было плевать на все кроме моего творчества. Оно одно казалось имело хоть какой-то смысл. Сначала получалась полная лажа, но я работал до изнеможения, искал нужные аккорды, подбирал слова и постепенно стало получаться что-то стоящее. Я пел в переходах, на бесплатных фестивалях, на вечеринках, в барах, везде.. И жил только ради этого.

Сей замолчал, тяжело дыша. Его лицо раскраснелось, он заново переживал те моменты. Он открывал передо мной душу, настежь, без малейших колебаний, без утайки хоть крошечного сокровенного уголка. Это была настоящая очищающая исповедь и я сидела, боясь пошелохнуться, чтобы не сбить этот мощный разрывающий поток.