Знакомая дверь в комнату, где он долго и мучительно выздоравливал, проваливаясь в лихорадочный бред, метаясь в жару, где смутно узнавал темные глаза, бездонные, затаенно-тревожные; склоненное обеспокоенное лицо, тонкие руки, подающее целебное питье… разбудила в нем тоску и опустошенность. Он снова терял, и терял безвозвратно. Во всяком случае, ему так казалось.
Тинния открыла маленьким ключиком, который висел на золотой цепочке у нее на шее, крышку резного сундучка, достала оттуда кое-какие вещи, быстро сложила в мешочек из синего бархата. Уже собираясь уходить, стремительно вернулась, сорвала со стены арбалет, и, не оборачиваясь, выскользнула в коридор.
– Торопись, сейчас они будут здесь.
Чувство времени у нее было развито прекрасно: не успели молодые люди скрыться за очередным поворотом, как появились разгоряченные погоней воины. В коридоре уже запахло дымом, и стал доноситься зловещий гул бушующего внизу пожара.
…Рыцарь Сиург сражался, как во сне, – задыхаясь в дыму, медленно отступая к заветному входу в святилище далекой Богини. Его меч свистел, отсекая руки, разрубая головы, плечи и груди, бешено мелькал, молниеносно отражая удары, раскалывая железные панцири, словно яичную скорлупу… Наступающие мешали друг другу в тесном задымленном пространстве коридора, спотыкались о трупы и истекающих кровью раненых, усеивающих путь отступления рыцаря и женщины. Скользкий пол дымился от крови, приторный запах которой перемешивался с густеющим дымом…
Крики и проклятия раненых, гул пожара, отрезавшего отступление, рычание сражающихся, тяжелые, высекающие искры удары металла о металл, вопли отчаяния, тонкие взвизги тетивы, стоны, пот, заливающий глаза, перекошенные, оскаленные лица, – все слилось в одну мелькающую, гудящую, дымящуюся, кровавую воронку, неумолимо затягивающую в свой неистовый круговорот, высасывающий силы и последнее дыхание…
Рыцарь Сиург не замечал, что уже несколько раз ранен, весь в крови, своей и чужой. Короткими вдохами ловя удушливый едкий воздух, раздирающий горло и легкие, мучительно кашляя, смаргивая стекающий на глаза пот, перемешанный со слезами, не чувствуя тела и рук, сверхусилием преодолевая нечеловеческую слабость, головокружение и тошноту, – защищал своим мечом и телом женщину и путь отхода. Между нею и поредевшими рядами яростно сражающихся воинов, которым путь к спасению отрезал пожар, – ничего и никого больше не было. Если он упадет…