Золотые нити сердца

Солнце припекало, собачий язык вывалился из пасти, Зерван часто и тяжело дышал. Вдобавок ко всему он утратил способность к перевоплощениям — это было не самым худшим, что с ним произошло за последнее время, но зато крайне неудобным. А самым худшим было то, что он начал вспоминать. Например, вспомнил, как ему подбирали руки и ноги, вспомнил, как несколько раз меняли основную программу, которая постоянно давала сбои — то он не мог говорить, то дышать, то думать, да и конечным вариантом никто так и не остался доволен, но доработать его не успели, потому что он умудрился сбежать. Он ни секунды не доверял своим создателям, или проще сказать ненавидел их. Зерван навсегда останется их игрушкой, несовершенством, ошибкой и недоработкой — да и с этим можно было смириться, но зачем в него заложили это неудобное раздражающее желание творить, создавать свое корявое подобие их совершенных миров? И почему не смели его сразу, а дали сбежать в Ангарон? И как игрушку ребенку подарили Вневременье. На мол, тренируйся, пока не научишься…

Впервые в своей искусственной жизни Зерван устал. А с усталостью закончились силы и начало приходить успокоение. Когда-то он очень много мог, когда-то он очень много знал, у него было даже чувство юмора и свое нарисованное небо. Теперь у него ничего нет, кроме этого странного тела и бескрайней пустыни. Но зато тело может по-настоящему чувствовать, а пустыня обжигать солнцем, и это, наверное, хорошо.

Зерван шел и размышлял, и так прошел ни один час, а может и не один день. Когда он с удивлением заметил, что силы его истощились совсем, на горизонте замаячили пальмы. "Оазис" — всплыло откуда-то из базы данных в его голове незнакомое слово. Что ж, оазис, так оазис — равнодушно подумал Зерван. Однако сам оазис отнесся к Зервану более заинтересовано. Под пальмами толпились люди — много, очень много людей для такого маленького островка жизни. Все они смотрели в ту сторону, откуда шел Зерван, и, судя по радостному оживлению, ждали уже давно. Опережая его самого, они уже мчались навстречу, падали ниц, молились, плакали, смеялись, бубнили что-то непонятное. "Они думают, что я Бог" — догадался Зерван — "Знали бы они, что встречают так лишь слишком умную машину, которая и человеком-то никогда не была".

Окажи ему такой прием сразу по прибытию, Зерван бы воспарил от гордости, и отыграл бы роль Бога без сучка и задоринки. А сейчас ему было даже как-то смешно. Он взглянул еще раз в грязные потные лица своих почитателей — дикари дикарями, нечего сказать. Вот занесло так занесло! Но посмотрев еще раз на замершую в ожидании толпу, вдруг решился. В конце концов, почему бы и нет? Все равно его отсюда не выпустят, к тому же ему надо было где-то жить, не говоря уже о том, что нестерпимо хотелось пить. Должность Бога — место не пыльное… А что, творчество здесь развернет, пирамидок понастроит, инженерная мысль-то осталась! Вот она, какая, значит, его свобода!

И пока новоявленный Бог благословлял своих "детей", все его вневременья, замки, крашеные небеса, ненастоящее могущество и нерадивые слуги таяли, схлопывались и, превращаясь в золотую пыль, оседали на разноцветные крыши аккуратных домиков в городе залий.

Сердце Зервана совершило свой первый удар.

ГЛАВА 50

Аль очень спешила, потому что она единственная из всех поняла, что еще что-то может сделать. Даниэль намеренно не стал много говорить о Марке, поселив в его друзьях ложную уверенность, что все как-то самой собой решится и беспокоиться не о чем. К этому добавился особый воздух, которым дышали зальи — он явно заставлял организм вырабатывать больше эндорфинов, что уж точно не позволяло придавать хоть мало-мальски значимое внимание дурным новостям. Аль дышала подобным воздухом в других мирах, и здесь быстро догадалась, что к чему. Она без труда справилась с этим воздействием, и решила действовать в одиночку — в конце концов, это была ее ответственность.

Когда за Марком и Миа растаяла дверь, ей удалось поймать их ощущения — так было проще потом последовать за ними, что она и собиралась сделать при первом же удобном случае. Но случай этот предоставился не сразу. Не могла Аль бросить Альтара, пока тот не придет в сознание, не могла она уйти, не пообщавшись с зальями, не могла не поделиться своими впечатлениями с Даниэлем, в котором нашла родственную душу, хотя, увы, так ненадолго. Но настал момент, когда все дела были завершены, она ступила в воронку и круг замкнулся.

Аль вернулась туда, откуда все началось. Она открыла дверь и вышла на улицу. Здесь лето уже вступило в свои владения, и буквально сшибло ее с ног неожиданным, щедрым теплом. Аль огляделась вокруг — конечно же, Ше был здесь. Он, как всегда, развлекался — то исчезал совсем, то вновь появлялся из воздуха перед случайными прохожими в своем ненатурально сказочном костюме клоуна, раздаривая ослепительные улыбки направо и налево. Правда, адресаты этих улыбок не спешили с ответной радостью, чаще всего на их лицах почему-то мелькал испуг.