– Вот я и задумался. А что, если это вы убили своего племянника? Что касается яда, раздобыть его вам было ничуть не сложнее, чем всем прочим. Теперь относительно возможности: вы заявили, что якобы не заходили в комнату Артура после того, как там побывала и положила капсулы в коробочку миссис Кремп, – но могли ли вы это доказать? У меня не было никаких причин полностью исключить вас из числа подозреваемых. Ваши активные нападки на ФБР и полицию вполне могли исходить из вашей убежденности в собственной безнаказанности. Обратиться ко мне настоял ваш муж, и, естественно, вы захотели присутствовать при нашей беседе. Что же до мотива, то его пришлось бы поискать, но у меня имелся кое-какой материал для предположений, вами же самой и предоставленный. Вы были уверены, причем не имея для этого никаких реальных оснований, будто вашего племянника убил коммунист, прознавший, что тот изменил их делу. Когда во вторник вы пришли сюда с мужем, то чуть ли не с порога выложили мне эту версию. И я невольно призадумался: а уж не коммунистка ли вы сами?
– Чушь! – фыркнула она.
Вульф покачал головой:
– Не обязательно. Признаться, мне не по душе нынешняя тенденция бездоказательно и несправедливо обвинять чуть ли не всех подряд в приверженности к коммунистическим идеям. Но, тем не менее, исповедовать их тайно может кто угодно, ведь, как известно, внешность обманчива. Так вот, у меня возник вопрос: если в действительности вы сами являетесь коммунисткой или же сочувствующей, то зачем же тогда вы так изводили племянника, что ему в конце концов пришлось умиротворить вас ложью, что он якобы работает на ФБР? Почему вы не доверились Артуру, не рассказали о собственной приверженности делу коммунизма? Конечно же, вы просто не осмелились. Ведь существовала опасность, что рано или поздно ваш племянник мог выйти из партии и рассказать все, что ему известно, – такие случаи уже бывали. Должно быть, вы испытали немалое потрясение, когда узнали – вы ведь приняли рассказ Артура за чистую монету, – что он на самом деле работает на ФБР. После этого племянник мужа, живущий к тому же с вами в одном доме, превратился в неотвратимую угрозу. – Вульф подался вперед. – Два дня назад, сударыня, это были лишь умозрительные догадки, но теперь я располагаю доказательствами. Ваша встреча с мистером Хитом превратила мою гипотезу в уверенность. Иначе зачем бы вам понадобилось тайно встречаться с ним? Что давало ему право требовать от вас решительно отказаться предоставить деньги для подкупа мисс Девлин? Что ж, я рассуждал так: если вы тайная коммунистка, то почти наверняка жертвовали значительные суммы – партии, конечно же, но так же и в фонд, который берет на поруки арестованных коммунистов. А мистер Хит является куратором этого фонда и скорее навлечет на себя тюремный срок, нежели выдаст имена жертвователей. Так что, мадам, моя уловка сработала – хотя и не без большой доли везения, должен признать. Все это время мы с мистером Гудвином пребывали в некотором напряжении. Он не даст соврать: я оценивал наши шансы на успех как один к двадцати. Теперь, слава богу, расследование завершено. Вас ждет электрический стул.
– Вы самодовольный глупец, – решительно парировала миссис Рэйкелл. И я невольно восхитился этой незаурядной женщиной, чью самоуверенность нам так и не удалось поколебать. А она продолжала: – Ну надо же было измыслить такой бред. Я отдыхала на скамейке в парке, а мистер Хит проходил мимо и заговорил со мной. Ваш человек, – миссис Рэйкелл метнула на Сола презрительный взгляд, – всё придумал. Мы беседовали на самые невинные темы.
Вульф кивнул:
– Ну что же, для вас это оптимальная линия защиты. Не буду тратить времени на напрасные споры. – Он взглянул на Хита. – А ваше положение гораздо более уязвимое.
– Я одолевал людей и посильнее вас, – провозгласил коммунист. – Людей, обладающих огромной властью. Возглавляющих империалистский заговор с целью захватить мир.
– О да, конечно, – не стал спорить Вульф. – Но даже если вы и оценили своих противников верно, в чем лично я сомневаюсь, бороться со мной вам будет значительно сложнее. Я не возглавляю никаких заговоров по захвату чего бы то ни было, но именно из-за меня вы угодили в яму, из которой уже не выбраться. Вам растолковать? Вы являетесь куратором вышеупомянутого фонда, который составляет почти миллион долларов, и, несмотря на огромный риск для себя, не намерены выдавать имена жертвователей. Распоряжения суда действия на вас не возымели. Очевидно, вы пойдете на что угодно, лишь бы не раскрывать имен. Но одно из них вы мне сейчас все-таки назовете, да это для меня и не секрет: миссис Бенджамин Рэйкелл. Я бы хотел, чтобы вы ознакомили нас с суммами и датами ее пожертвований. Итак?
– Ничего я вам не скажу.