Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у

«Ориген, – говорит он, – считает, что зло идет от скверного использования свободной воли. И зачем Бог предоставил для человека столь пагубную свободную волю? Ведь всякое разумное создание, которое бы не обладало свободной волей, по словам Оригена, оставалось бы неизменным и бессмертным как Бог. Сколь жалкий довод! И кто как не прославленные души, равные Богу Святые, дабы быть предопределенными к добру, лишались того, что называется свободной волей, которая, согласно Святому Августину, есть лишь возможность зла, когда божественная милость не склоняет человека к добру?» [660]

После нескольких выпадов подобного рода, Бэйль завершает, признавая, что способ, при помощи которого зло оказывается под властью верховного существа, бесконечно доброго, бесконечно сильного, бесконечно святого, не только не изъясняем, но и не постижим[661]. В данном случае Бэйль прав; я также всегда говорил по ходу своего произведения, что постижимо или нет происхождение зла, однако, оно не могло быть раскрыто. Но вовсе не о происхождении зла здесь идет речь. Бэйль слишком хороший резонер, чтобы не почувствовать, чтобы не увидеть, что аргумент Эпикура и все декламации, которыми его обеспечил последний, накладывались не только на причину зла в себе самом, но и на его следствия, а это совсем иное дело. Эпикур просил, чтобы ему объяснили не происхождение зла, а локальное существование его следствий, иными словами, кто ему откровенно ответит, мог ли и желал ли Бог избавить мир от зла, либо помешать его проникновению в мир, поскольку он его не создавал. Когда чей-нибудь дом охвачен пламенем, найдется ли настолько безрассудный, чтобы беспокоиться о постижении сущности огня и отчего он горит вообще; скорее будут думать, почему огонь в данном случае возгорелся, а также почему, имея возможность его потушить, его не потушили. Бэйль, повторяю, был слишком хорошим логиком, чтобы не замечать этого. Данное различие являлось слишком простым для своего устранения; но, видя, что именно эта простота и скрыла различие даже от учителей христианской церкви, Бэйль обрадовался случаю упрятать его и от своих врагов, чтобы иметь изысканное и подобающее для скептика удовольствие лицезреть одних и других разбившимися о довод Эпикура: «Бог, – воскликнул он им, – если и хочет избавить от зла, то он этого не может; если он это может, то он этого не хочет; либо он не хочет и не может; либо он хочет и может. Если он это хочет, но не может, значит, он слаб, что не соответствует Богу. Если он это может, но не хочет, значит, он злой, что вовсе ему не пристало. Если он не может и не хочет, значит, он слабый и злой, что никак невозможно. Если же он это может и это хочет, тогда кто тот единственный достойный его божества, откуда исходит зло? Или почему он не избавится от зла?» [662]

Лактанций, которому Бэйль был обязан своим аргументом, думал сокрушить софизм Эпикура, сказав, что Бог, имея возможность избавиться от зла, не захотел этого, чтобы дать людям, посредством него, мудрость и добродетель[663]. Но философу-скептику не составило бы труда доказать, что этот ответ ничего не стоил и что содержавшаяся в нем доктрина являлась чудовищной, поскольку было очевидно, что Бог мог дать мудрость и добродетель без посредства зла; что он их даже давал, исходя из вероисповедания самого Лактанция, и уж точно он в них не должен был отказывать, когда человек впал во зло. Святой Василий здесь не стал удачливее Лактанция. Напрасно он утверждал, что свободная воля, откуда проистекает зло, была установлена самим Богом с намерением, чтобы это Всемогущее Существо любили и почитали свободно. Бэйль, атаковав его своим собственным убеждением, спрашивал: если Бог любим и почитаем насильно в Раю, то где же прославленные души не обладают пагубной привилегией грешить[664]? И тем же самым поразившим Святого Василия ударом, он свалил и Мальбранша, говорившего ту же самую вещь[665]. Провал Мальбранша и желание его отомстить тщетно воодушевили на усилия ряд отважных метафизиков. Одних за другими их пронзал Бэйль Эпикуровым оружием, свойства которого они не узнали, и умер в славе, сказав им высочайшую нелепость, какую только можно было сказать на подобную тему: знайте, что возможно Господь Бог, сотворив Мир, поставил перед собой иную цель, нежели делать счастливыми свои создания[666].