Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у

Смерть Бэйля не угасила пыла, вызванного его произведениями. Лейбниц, с полным основанием недовольный всем тем, что было сказано, полагал дать лучший ответ философу-скептику, и, возвысившись большой силой своего дарования к первому мгновению, когда Бог принял решение сотворить Мир, он представил Сущего из сущих, избравшего между бесконечностью Миров, целиком доступных его мысли и полностью присутствующих в ней, настоящий Мир, как наиболее соответствующий его свойствам, наиболее его достойный и Самый прекрасный, поскольку это всесовершенное Существо могло его для себя наметить[667]. Но что же эта за великолепная и достойная избравшего Божества цель, которая не только образует настоящий Мир таковым, каким он есть, но еще и представляет его в сознании, по системе Лейбница, в качестве лучшего из возможных миров? Сего философ не знает. Он говорит: «Мы не можем в это вникнуть, ибо мы слишком ограничены для этого; мы можем только делать выводы, рассуждая о просвещении, дарованном нам Богом, которое его благость, творя огромное число разумных созданий, могла себе предположить, лишь наделив их столькими познаниями, счастьем и красотой, которые только могла в них вложить Вселенная, не отступая от непреложного порядка, установленного мудростью»[668].

До сих пор система Лейбница поддерживалась и могла даже привести к относительной истине, но ее задача не была выполнена. Исходя из вопроса Эпикура, неоднократно повторенного Бэйлем, нужно было объяснить, каким образом в непреложном порядке, установленном божественной мудростью, в лучшем из миров физическое и моральное зло производит столь удручающие последствия. Вместо того, чтобы остановиться на этих последствиях, отклонив первоначальную причину, непостижимую в его исследованиях, немецкий философ еще и неверно представил, как делали все соперники Бэйля, полагая, будто физическое и моральное зло являлись необходимыми для сохранения этого непреложного порядка и входили в план этого лучшего из миров. Пагубное утверждение, которое должно было мгновенно обрушить его систему. Да и кто осмелится заявлять, что зло необходимо, и особенно необходимо как в том, что лучшее, так и в том, что возможно лучшее?

Значит, каковой бы не была первопричина Зла, я не могу и не хочу ей давать объяснения до тех пор, пока не падет тройной покров, в который Моисей облачил эту грозную мистерию; я скажу, опираясь на доктрину Пифагора и Платона, что следствия зла не являются как неизбежными, так и непреодолимыми, поскольку они не суть неизменные; и я отвечу на столь хваленый довод Эпикура: благодаря тому, что они не являются как неизбежными, так и непреодолимыми, Бог хочет и может от них избавить, и он от них избавляет.

И если отдельные ученики Бэйля, удивленные столь дерзким и столь неожиданным ответом, меня спросят, когда и как Бог совершает подобное великое благодеяние, следов которого они не замечают, я скажу им, что делает он это во времени и путем совершенствования. Время, прибавлю я затем, есть Орудие Провидения; совершенствование – замысел его дела; Естество – предмет его труда; и Добро – его результат. Вы же знаете, с чем согласен и сам Бэйль, что существует смешение зла и добра; и я вам здесь повторяю уже сказанное мной[669]; я вам толкую, что все добро проистекает от Провидения; что добро – его удел, оно заменяет в сфере, куда его перенесло Провидение, равноценную совокупность зла, которое Провидение должно обратить в добро; я вам толкую, что добро непрерывно возрастает, а соответствующее ему зло уменьшается в равной пропорции; я вам толкую, наконец, что, удалившись от абсолютного зла и достигнув той точки, где вы находитесь, вы прийдете по той же самой дороге и теми же самыми путями, то есть благодаря времени и совершенствованию, из точки, где вы находитесь, к абсолютному Добру, являющемуся венцом совершенства. Вот ответ на ваш вопрос о том, когда и как Бог избавляет от зла. Если вы возражаете, будто ничего во всем этом нет, я вам отвечу, что самим вам не дано делать вывод о слабости вашего зрения и отрицать пути Провидения, вам, ежеминутно составляющим ложные представления об одинаковых предметах по их энергии, вам, для кого так сходятся крайности, что вы не можете различить на одном и том же циферблате движение стрелки, которая проходит циферблат за столетие, и движение другой, которая его проходит менее, чем за секунду, – одна из этих стрелок вам кажется неподвижной, а другой для вас вовсе не существует[670].