– Ты же художник, в широком смысле этого слова. По крайней мере, мнишь себя таковым. Как же ты могла не ощутить столь важной детали в рассказе солдата?! – Томкинс опять вскочил на стол. – Но, если я в новелле о доблестном герое подробно опишу треск волос, то тысячи читателей воскликнут: «Это не искусство». А именно это и есть самое неподдельное искусство, та самая деталь, с которой оно, искусство, начинается! Конечно, вы господа – ценители прекрасного. И хотели бы именно его, прекрасное видеть! Но то, что с вашей колокольни прекрасно, с точки зрения немца, снявшего этот порнофильм – дерьмо, не стоящее выеденного яйца. И наш парень, честный прямой солдат Иван с ним, с этим Гансом, Фрицем или Хельмутом, солидарен. И с наслаждением будет смотреть порно. Как и его друзья-однополчане, променявшие драгоценные минуты сна, на рассказ об отпуске.
Томкинс замер и, постояв с минуту, вдруг «сдулся».
– Впрочем, все это неважно. Дамы любят брусничный ликер, мужественные рыцари предпочитают водку, но и то и другое, при всей несхожести дает одинаковый эффект – добровольное сумасшествие. Ладно, сейчас чай подам, – Юрка вновь исчез.
И тут я обалдела от неожиданности: на экране возникла та блондинка – мой двойник, в фиолетовых ботфортах и малиновой тройке, из-за которой весь сегодняшний вечер превратился в долгоиграющий кошмар. «Платиновая девочка», назовем ее так, появилась с красивым брюнетом в кабине для просмотра видео и начала профессионально исполнять восточный танец, сбрасывая с себя одежду. Парень выглядел настоящим суперменом, правда, немного карикатурным. Волевое лицо, безукоризненно сшитый костюм, галстук с серебряной заколкой. Блондинка, танцуя, непринужденно расстегнула брючный ремень спутника. Внезапно сюжет оборвался и на экране возник джазовый оркестрик, играющий тягучий, как вареная сгущенка, блюз.
Томкинс явился, неся в руках две чашки, тарелку с бутербродами, сахарницу и здоровенную гирю.
– Бутафорская? Откуда? – удивилась я.
Гиря со стуком опустилась на пол, чашки на стол. Тарелочка с бутербродами и сахарница без приключений приземлились рядом с чашками.
Томкинс невозмутимо размешивал ложечкой сахар, не считая нужным реагировать на плоскую шутку.
– Сколько она весит?
– Двадцать четыре килограмма. Слушай, – с какой-то потусторонней ноткой в голосе произнес Томкинс, – ты обращала внимание на поведение зрителей в момент нокаута одного из боксеров?
Он достал ложку из чашки и положил ее на тарелку.
– Обращала. Радость на лицах одних, даже восторг. И огорчение других.
– Правильно. Аплодисменты, восторг. По какому поводу?
Было неясно, куда клонит Бобби, и это раздражало.
– Ладно, помогу, – прервал паузу Томкинс, – идешь ты по улице и видишь: один человек бьет другого ногой в лицо, тот падает и лежит без движенья. Твоя реакция? – Он взял бутерброд и пододвинул тарелку гостье. – Угощайся. Свежая колбаска. Сам покупал. Так какая твоя первая реакция?
– Отвращение, негодование, страх.
– Правильно, – глаза Бобби заискрились. – А почему, голубушка, когда на ринге один человек практически калечит другого, люди безумствуют от восторга, свистят, хлопают, а, увидев то же самое на улице, испытывают негодование, отвращение, страх? Ведь происходит одно и то же, а реакция разная. Понимаешь? – Бобби откусил половину бутерброда и ненадолго умолк. Прожевав, Томкинс вдруг стукнул кулаком по столу и заорал:
– Звери ручные! Нет! Не звери! Хуже! Те бы молчали!.. Из какой это пьесы? Не помнишь?
Я отрицательно покачала головой.
– Слушай, хочу тебя переключить. А то как-то… не очень понятно.
– Валяй. Чай не барин. – Бобби опять вцепился зубами в бутерброд.
– Откуда эта подборка? – я кивнула головой в сторону экрана, где оркестр сменила барышня в пурпурном платье, обнимающая хобот живого слона.
– Компакт с полки «ЛИЛА». Значит, кто-то из сотрудников фирмы оставил. Для служебного пользования.
Видя на моем лице недоумение, Томкинс пояснил:
– «ЛИЛА» – владелец салона проката, в котором мы сейчас находимся.
– Можно еще раз посмотреть с середины.
– Что, вставляет?[3]
– засмеялся Бобби и взял со стола пульт.– С момента, когда появляются блондинка с парнем.
Томкинс скептически хмыкнул, но нашел нужное место. На экране вновь появилась танцующая девушка, как две капли воды похожая на меня. Даже изумруд на пальце такой же. Рядом красивое мужское лицо. Джазовый оркестр.
Томкинс взял гирю, пару раз поднял ее правой, потом левой рукой: