Золотые туфельки

- Артемка, милый, ну какое это имеет значение! - с ласковой укоризной сказал Крупников - Да если хочешь знать, я сам уверен, что поп - выдумка. Разве в этом дело? Дело в том, что это к тебе уже прилипло, и его не отдерешь от тебя никакими силами. Подумай, на кой черт тебе болтаться на виселице, когда в груди у тебя сидит второй Щепкин! Ты своим талантом всю страну потрясешь. Тебе благодарная Россия монумент воздвигнет!

- Как же так? Попа убил, церковь ограбил, а Россия монумент воздвигнет? спросил Артемка.

Крупников смущенно крякнул, но тут же нашелся:

- Милый мой, мы же тебя потом реабилитируем. Скажем, что ты действовал под гипнозом... Ну да, под гипнозом! Загипнотизировал тебя большевистский доктор...

- Не выйдет, - коротко сказал Артемка.

- Ну, это не выйдет, что-нибудь другое придумаем. Боже мой, все же в нашей власти!

- Я не о том, - вперил Артемка в следователя взгляд своих заплывших, в кровавых подтеках глаз. - Не выйдет, чтоб я изменил народу. Мне дело Ленина дороже моей жизни. Точка.

Крупникова будто пружиной подбросило.

- Точка?.. Ну нет, это мы еще посмотрим!.. - Он замахнулся кулаком, но не ударил и принужденно засмеялся. - Фу, Артемка, какой же ты осел! Только взволновал меня. А мне, брат, волноваться нельзя, у меня ожирение сердца... Вот что: давай сейчас этот разговор прекратим. Я успокоюсь немного... Дурак, за тебя же волнуюсь!.. А ты подумай на досуге. Встретимся - тогда возобновим разговор.

- О чем разговор? Я все уже сказал: точка.

- Ну, ладно там, точка! "Точка, точка, запятая, минус рожица кривая..." На-ка вот, захвати с собой пачку махорки. А то вашему брату и покурить там не дают... Конвойный, уведи арестованного!

Три раза еще пытался Крупников уговорить Артемку "взяться за ум", но каждый раз слышал в ответ одно и то же слово: "точка". Потеряв терпение, Крупников ударил его с размаху кулаком в лицо. Артемка вытер рукавом кровь и дерзко сказал:

- Не родился еще тот кат на свете, чтоб сделать из Артемия Загоруйки предателя, - понял?

В день, когда он так неожиданно увидел па бульваре Лясю и почувствовал в груди страшный толчок сердца, его вели на тринадцатое по счету избиение.

БЕДА

Ляся лежала на топчане вялая, безразличная ко всему. За окном кончался серый, неприветливый день. Осторожно, как говорят с больными, Кубышка сказал;

- Лясенька, пора. Одевайся, деточка.

- Сейчас, - не сразу отозвалась девушка.

Она опустила с топчана ноги и начала обматывать их полотенцами.

Когда окончательно стемнело, Марья Гавриловна повела своих квартирантов к назначенному месту. В темноте несколько раз перелезали через мокрые изгороди, увязали в размякшей земле огородов. Когда вышли в тихий Блюковский переулок, впереди увидели красноватую светящуюся точку. Это Иван Евлампиевич раскуривал цигарку в знак того, что путь свободен.

Вот и темный силуэт извозчичьей пролетки. Верх поднят. Понурая лошадь не шевелится, покорно принимая на себя дождевые капли.

Из-за пролетки вышел в плаще Лунин; не здороваясь, сказал тихо:

- Садитесь скорей, промокнете.

Кубышка обнял Ивана Евлампиевича, поймал в темноте руку Марьи Гавриловны и поцеловал ее. Всхлипнув, Марья Гавриловна перекрестила его. Потом прижала к груди голову Ляси и зашептала:

- Красавица, милая, звездочка ясная! Василек тосковать будет. Услала его к соседям, вернется - глаза выплачет.

Сели в пролетку и сразу услышали дробный стук дождя о клеенчатый верх. Лунин поместился против Кубышки и Ляси на скамеечке.

Когда пролетка тронулась, Кубышка огорченно сказал:

- Эх, Петрушку забыл! Других кукол не жалко, а Петрушку... Ах, как же это я!

- Я вам его почтой пришлю, - пообещал Лунин.

- Ну, разве что... Очень буду вам благодарен, голубчик! Привязался я к нему, старый дурень, как к живому.

Пока ехали, Ляся не проронила ни слова. На пристани, около большого мрачного баркаса, копошились закутанные фигуры: несли на плечах разбухшие мешки, тащили по сходням огромные круглые корзины, сверху покрытые брезентом. Казалось, не люди, а хищные звери сбежались сюда в темноте со всех сторон, чтобы терзать и растаскивать добычу. Кубышка, работая локтями, пробрался сквозь эту толпу спекулянтов на баркас в поисках свободного местечка. Ляся И Лунин остались около пролетки.

- Вы можете меня спрятать? - шепотом спросила девушка.

- Что? - не понял студент.

- Я спрашиваю, вы можете меня где-нибудь спрятать? - твердо повторила она.

- Но ведь вы уезжаете.. - растерянно сказал Лунин.

- Я остаюсь. И не вздумайте меня отговаривать.

- У меня полгорода знакомых. Да, наконец, вы могли бы и у нас перебыть: я живу только со старушкой матерью... Но почему же, почему?..

- Потому, что я не могу оставить Артемку в беде. Он здесь, в контрразведке.

- Что-о? - забыв об осторожности, воскликнул Лунин. - Артемка здесь? И вы его видели?

- Я вам потом все расскажу. А сейчас помогите уговорить отца уехать.

Когда Кубышка вернулся, Ляся сказала:

- Папа, давай попрощаемся... И не трать лишних слов: я все равно останусь. Меня спрячут. А ты поезжай. Если ты тоже останешься, нас схватят скорее.

Старик застонал