Золотые туфельки

Действительно, за лотками со свежей рыбой торчат деревянные будочки, такие же заплатанные, покривившиеся и закоптелые, как и та, в которой жил Артемка. Но в какую будку Ляся ни заглянет, там сидят с шилом в руке совсем другие люди и об Артемке, мальчишке-сапожнике, ничего не знают. В одной, самой дальней, Ляся увидела такого древнего старика с трясущимися руками и бородой, что было удивительно, как он еще живет на свете. А ведь работает!

— Дедушка, вы не знаете, где теперь сапожник Артемка? — спросила Ляся. — Тут вот, близко, у него своя будка была. Мальчишка такой, сирота.

Старик поднял на девушку слезящиеся глаза:

— Артемка? Как же, знал я его, знал. Никиты Загоруйки сын. Тоже хороший мастер был, Никита. А это, значит, его сын. Сгинул он.

— Как — сгинул?… Умер?.. — вырвалось у девушки, и Вася с удивлением увидел, что лицо у нее побелело.

— Кто его знает, может, и умер. Как в воду канул. Так будка и стояла до самой зимы распертая. Да это давно было, почитай, перед войной еще… А вы, барышня, кто ж будете?

Не ответив, Ляся вышла. И до самой квартиры шла молча.

Притих и Вася и только сбоку поглядывал на девушку пытливыми, умными глазами.

Первое представление

Жаркий воскресный день. Базар бурлит. В тени деревянной парикмахерской сидят слепые — мужчина и две женщины — с белыми глазами и изрытыми оспой лицами. Мужчина играет на волынке, и под ее однотонные, тягучие звуки слепые поют:

Мимо царства прохожу,
Горько плачу и тужу:
Ой, горе, горе мне
Превеликое!..

Слепых окружила толпа: слушают, вздыхают. Вдруг в это стенание врывается развеселый голос — кто-то невидимый задорно поет:

Вдоль по Питерской
По дороженьке
Едет Петенька
С колокольчиком…

Пение приближается. К толпе идет пожилой мужчина в сильно поношенной рубашке. В одной руке он несет маленький сундучок, в другой складную ширму пестрый ситец, прибитый мелкими гвоздиками к деревянным планкам. Лицо у мужчины серьезное. Он еле заметно шевелит губами. И кажется, будто песенку поет не он, а кто-то другой, сидящий то ли у него в кармане, то ли в ярко разрисованном сундучке.

Набожно-постные лица людей, окруживших слепцов, оживились, в глазах засветилось любопытство.

За мужчиной шла девушка с гармонью на ремне, перекинутом через плечо. И, хотя платье на девушке было из обыкновенного ситца, а курчавая голова повязана простым платочком, она со своими синими глазами, золотистым оттенком миловидного лица и стройной фигуркой казалась нарядной, праздничной, будто не на рынок пришла, а на свадьбу к подружке.

Кубышка установил ширму и спрятался за ней. Песенка не умолкала. Людей все больше разбирало любопытство: кто же ее поет?

Ляся стала близ ширмы и заиграла «Барыню». Тотчас же на ширме появилась длинноносая фигурка с колючими глазами, в колпачке, в красной широкой рубахе.

— Петрушка!.. — радостно узнала толпа своего любимца, народного героя кукольного театра.

— Ха-ха-ха!.. Мое почтение, господа! — приветствовал толпу Петрушка. — Вот и я приехал сюда, не в тарантасе-рыдване, а прямо в аэроплане!

— Здорово, Петр Иванович! — откликнулись в толпе. — Милости просим!

И представление началось, то кукольное уличное представление, которое так любили во всех городах и селах необъятной России и сто, и двести, и триста лет назад. Петрушка, этот забияка, плут и драчун, смеялся, пел, плясал. Он безбожно торговался с цыганом, бранился с капралом, объегоривал доктора, бил всех палкой и до тех пор сыпал шуточки да прибауточки, пока его самого не утащила за длинный нос собака Шавка.

Но, кроме этих действующих лиц «Петрушки», давно всем известных, появилось и новое лицо: господин с аккуратным брюшком, гладко выбритый, на носу — пенсне в золотой оправе, на голове — шляпа котелком. Он ходит уверенно, говорит строго и назидательно.

— Ты что здесь шумишь? — спрашивает он Петрушку. — Зачем нарушаешь порядок?

— А что это за штука такая — порядок, ваша милость? С чем его едят? — прикидывается наивным Петрушка.

— Порядок — это чтобы каждый был на своем месте. Всяк сверчок знай свой шесток.

— А, это такой, от которого хоть волком вой? — догадывается Петрушка. — Не его едят, а он ест?

Когда господин уходит, Петрушка спрашивает:

— Музыкантша, что это за тип?

— Это юрисконсульт, — отвечала Ляся. — Разве, Петр Иванович, ты его на знаешь? Его фамилия Благоразумный.

— А если я его палкой по голове умной, ты сыграешь похоронный марш?

— Что закажешь, Петр Иванович, то и сыграю: хоть марш, хоть плясовую.

По мере того как шло представление, толпа густела. «Ну и Петрушка, хай ему бис! — раздавались одобрительные возгласы. — Вот дает, шельмец!» Даже слепцы на время прервали свое заунывное пение и слушали, улыбаясь в пространство. А когда со стороны донесся голос одноногого: «Джентльмены и леди, завтра уезжаю в Ростов, ложусь на операцию…» — из толпы даже крикнули: «Ладно, успеешь уехать к тому году, помолчи маленько, не мешай!»