Золотые века [Рассказы]

Неопытный наблюдатель может сказать, что все двигаются точно так же, как раньше: вверх и вниз с настойчивостью идиотов, но всегда топчутся на одном месте, как муравьи. Возможно, даже медленнее сонных мух. Надо добавить, что их движения и жесты достаточно выразительны; словами же их описать невозможно. Если можете, представьте себе толпу живых мертвецов. Больше я ничем не могу вам помочь.

Подставкой манекену служит круглый деревянный диск, который соединен с туловищем шестом, на который оно посажено, как на кол. Движется женщина-манекен подобно шахматным фигурам, подчиняясь какой-то неизвестной высшей силе. Хозяйке дома следует только подчиняться ей с презрением и идти по намеченному маршруту, который не исключает даже самоубийства, как конечной цели. Она собирается шить и не может, идет на кухню и не может готовить, хочет развесить белье, но и это ей не удается. Тогда женщина начинает все снова: садится шить, но не находит своих рук — смотрит оторопело на нитки и наперсток, не жалуясь и не имея возможности думать; потом идет на кухню, где ей не удается разжечь огонь в плите из-за отсутствия конечностей. И так весь день, который не является днем, и всю ночь, которую нельзя назвать ночью. Пугалу живется не легче. Она одинока, а чучело является жертвой своих пристрастий. Хозяин дома курит. Немного, но курит, когда ему это удается, обжигая щетину щетки, из которой сделаны его ручищи. Движения бедняги неловки, он затягивается дымом, и серые клубы вылетают через дырочки в его деревянном остове, проделанные древоточцами. Я не раз заставал это существо за действиями, которые можно было бы назвать непристойными, если бы они не были столь карикатурными. Мне доводилось видеть, как он наваливался на жену-манекен, которая проявляет равнодушие суки под кобелем, и пытается втиснуть свой несуществующий член в исчезнувшее влагалище. Эти эпизоды нельзя назвать сценами насилия прежде всего потому, что он не назвал бы так свои действия, а она не считает, что страдает от них. Я заливаюсь лаем, но на меня не обращают внимания. Здесь ничему не придается значения, все здесь бессмысленно. Но, вопреки вашим возможным догадкам, и это тоже не самый страшный их грех. Я вам открою его потом, непременно открою.