– Зависит ли красота от времени дня и ночи? – спросил Энрике, повышая голос. – Уходят ли небеса на покой после полуночи? Как бы не так! Моя профессия не знает такого понятия, как «время». Я и сам не знаю, сколько сейчас времени. Или где я? Кто я? Кто
Стражник примирительно поднял руку.
– Да, да, очень хорошо, я приму вашу карту. Но имейте в виду, мне приказано подчиняться только месье Марешалю – не вам. И еще кое-что: матриарх запретила кому либо, кроме месье Морешаля, находиться в оранжерее дольше десяти минут.
Всего десять минут? Кажется, Северин об этом не знал. Стражник открыл дверь, и Энрике шагнул внутрь. Тристан уже ждал его, засунув руку в странное растение.
– Трупный цветок! – радостно воскликнул Тристан.
Он выглядел довольным, но синева вокруг его глаз говорила о бессоннице и ночных кошмарах.
– Должен признаться, мне не нравится это прозвище.
– Да нет, не ты. Это – трупный цветок.
– Потому что он пахнет, как смерть?
– В таксономии никогда не приветствовалась оригинальность, – сказал Тристан, вынимая руку из цветка.
Освещение оранжереи было гораздо ярче, чем лампы в комнате Северина. Энрике впервые заметил, как болезненно выглядит Тристан. Обычно на его круглых щеках играл румянец, а на губах сияла задорная улыбка. Он был рад видеть друга, но у него был вид совершенно истощенного человека.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Энрике, аккуратно положив свою трость.
Тристан тяжело сглотнул.
– Нормально. Скоро мне станет лучше.
Скоро. Когда они найдут Глаз Гора. Когда Северина признают наследником Дома Ванф, для них не останется ничего невозможного.
Энрике крепко сжал его плечо.
– Еще один день.
Тристан кивнул.
– Что это за место? – спросил Энрике, снимая пиджак.
– Ядовитый сад: я сам его создал. Но из-за дурацких правил Дома Ко́ры здесь нельзя держать пауков. Голиафу бы это не понравилось.
Энрике замешкался, отстегивая накладной горб. Он бросил взгляд на свой пиджак, где в нагрудном кармане лежала засахаренная фиалка. Противоядие. Его не удивляло, что Лайла знала об этом, но почему не знал Тристан?
Оранжерея выглядела мирной, но Энрике понимал, что все вокруг него пропитано ядом. Аконит и олеандр свисали со стеклянного потолка. Вдовий плющ и черная бузина в изобилии росли прямо возле его ног. Живокость цвета вечернего неба цвела в углах оранжереи, а цветы ядовитого веха были такими бледными, что напоминали одинокие пытающиеся вернуться на небо облака. Энрике осторожно ступал по дорожке. Кому вообще могло прийти в голову смешать ядовитые цветы и раствор «Пиранья»?
– Красиво, да?
Энрике вздрогнул.
– Так красиво, что мне хочется все здесь сжечь. Из зависти, конечно.
Тристан хлопнул его по руке.
Использовав ключ, спрятанный в каблуке его туфли, Энрике открыл горб. Он бросил Тристану маленькие щипцы и пару игл. Вместе они осторожно сняли металлическую оболочку и соскребли защитный слой, чтобы достать коробку с раствором. Тристан и Энрике достали свои противогазы и проверили стеклянные линзы: даже одна трещина могла бы стоить им глаз, не говоря уже об отравлении.
Трясущимися пальцами Энрике взял небольшой молоток. Если что-то пойдет не так, он сожжет себе руки. Хотя он скорее всего этого не заметит, ведь в таком случае у него первым делом пропадет зрение. Тристан бросил взгляд на дверь.
Один удар. Второй.
Оболочка сломалась.
Энрике подбросил ее в воздух. У них с Тристаном оставалось еще четыре минуты.
– Пора идти… – начал он, но в этот момент Тристан начал задыхаться.
Он так крепко сжал пальцы Энрике, что чуть не сломал его кости. Его лицо стало бледным, а затем приобрело голубоватый оттенок.
Раздался стук в дверь.
– Что у вас происходит? – снаружи послышался голос одного из стражников.
– Ничего! – крикнул Энрике.
– Мы должны следовать только приказаниям месье Марешаля. Сэр, у вас все в порядке?
Тристан смахнул что-то со своего пиджака. Лепестки. Затем он указал на ядовитый вех. Энрике читал, что масло из его лепестков впитывается в кожу, а Тристан, должно быть, случайно задел растение рукой.
– Месье? – не унимался стражник. – Нам войти? Мы воспримем ваше молчание как знак согласия.
Лицо Тристана посинело.
– Он не может говорить, потому что находится слишком близко к ядовитому растению! – крикнул Энрике. – Если он заговорит, то вдохнет ядовитые испарения и умрет!
Снаружи стражники начали расхаживать из стороны в сторону, споря между собой. Энрике схватил Тристана за плечи.
– Выдави из себя хоть слово!
Глаза Тристана наполнились слезами и окончательно потухли. Он рухнул на пол.
– Нет, нет, нет, нет, нет, – пробормотал Энрике. Он начал торопливо собирать инструменты обратно в металлический горб. Стоило ему прикрепить горб на спину, как снаружи крикнули:
– Мы заходим!
Дверь приоткрылась, и в проем заглянуло двое стражников с ружьями наготове.
Стражник, стоящий позади, прошептал:
– Разве его горб был не на другой стороне?
За его спиной толпились остальные: они шумели и толкались, пытаясь заглянуть внутрь.
– Что это такое? – спросил второй стражник, уставившись на сосуд с раствором «Пиранья», медленно парящий вниз с потолка.