– Н‑но, пшел! Пошли, родимые!
Привстав на козлах, он хлестнул что было мочи лошадей. Кони взялись вскачь, тревожно кося черными глазами на перепуганного возницу. Вся напускная чопорность и слетела с Сильвестра, как пух одуванчика от порыва ветра – теперь это был просто деревенский мужик, в панике пытающийся спасти свою жизнь.
Князь Козловский, очнувшийся от дикого крика, привстал в коляске и оглянулся. Французы, ломая подлесок, вырвались на дорогу и бросились в погоню, нещадно терзая коней шпорами.
Поминутно оглядываясь, Сильвестр нахлестывал коней. Егеря на скаку прикладывались к карабинам. Фуражка слетела с секретаря и встречный ветер мгновенно высушил вспотевшее лицо, взбил редкие прилизанные волосы на голове. Раздалось несколько выстрелов. Пуля пробила коляску рядом с князем.
Лес впереди поредел, стал светлым, прозрачным. Сквозь просветы деревьев стало видно широкое поле.
Сильвестр похолодел: на ровной местности французы охватят с двух сторон – в лесу деревья мешали, подстрелят лошадей и все, останется только молиться. Так и случилось. Вырвавшись на равнину, конные егеря рассыпались веером, офицер, скакавший шагах в десяти впереди всех, вытянул руку с пистолетом. Грохнул выстрел, правая лошадь заржала, шарахнулась в сторону, увлекая коляску на обочину. Ноги ее подкосились и она грянулась оземь, перевернувшись через шею, забилась, путая постромки. Коляска налетела на нее, пошла боком и опрокинулась. Князя выбросило из коляски, мелькнула трава, голубое небо…
Сильвестр вылетел с козел, как камень из пращи, но упал удачно и, успев подставить руки, покатился по траве. Едва остановившись, он перевернулся, приподнялся на колени. В глазах все плыло, но он успел увидеть летевшего на него французского офицера с занесенной для удара саблей.
Сцепив пальцы в замок, Сильвестр выбросил руки над головой, повернув их ладонями наружу.
– Chez moi, les enfants de la veuve![40] – крикнул он срывающимся голосом.
Офицер на полном скаку осадил коня. Почти ударившись крупом о землю, конь присел, выбросил передние ноги.
Последнее, что увидел Сильвестр – летящая в лицо подкова с блестящими звездочками гвоздей. Копыто ударило его в лоб и он, закатывая глаза, рухнул на спину.
– Mon Dieu![41] – офицер соскочил с коня и бросился к нему.
Кровь заливала лицо секретаря, сквозь содранную кожу белела кость. Офицер сорвал с пояса флягу, открыл и опрокинул ее на голову Сильвестра. Вода, окрашиваясь кровью, потекла по лицу. Секретарь пришел в себя и, судорожно схватив француза за рукав, прошептал:
– Qu'avec le prince?[42]
– Malheureusement, il est mort[43], – ответил офицер, взглянув на спешившихся егерей, окруживших коляску и неподвижно лежавшего на обочине Козловского.
– Il est nИcessaire de supprimer les papiers[44], – едва слышно сказал Сильвестр, доставая из‑за пазухи блокнот.
– Ne s'inquiИtez pas, je ferai tout[45], – успокоил его француз, поднося к сердцу правую руку с прижатыми к ладони пальцами.
– Благодарю тебя, брат, – прошептал Сильвестр.
Глаза его закатились, по телу пробежала дрожь. Офицер провел ладонью по его лицу, закрывая глаза и осторожно опустил на землю.
Когда Корсаков с казаками появились на опушке леса, все было кончено – егеря, раскрыв дорожные чемоданы, рылись в вещах, офицер, стоял чуть в стороне, спиной к лесу.
– Опоздали, – с досадой сказал Корсаков.
– Ничего, сейчас загнем им салазки, – пообещал Головко, – выстрелы слышали? Значит, карабины разряжены. Пики к бою, – скомандовал он.
Пятеро казаков молча вылетели из леса и, пригнувшись к шеям коней, понеслись на французов. Корсаков скакал впереди, чуть отведя саблю в сторону. Занятые дележом добычи, егеря заметили нападавших, когда они были в двух десятках шагов. Казаки вихрем налетели на заметавшихся французов.
Схватка была короткой. Головко на скаку метнул пику, пронзив кинувшегося к лошадям егеря. Кто‑то пытался отбиться саблей, но Корсаков выстрелом в упор уложил его, Митяй и Семен легко догнали двоих бросившихся к лесу, взметнулись сабли.
Офицер, успел вскочить в седло, но конь, получив удар пикой, встал на дыбы и сбросил всадника. Француз, поднявшись на ноги, выхватил саблю и, оскалившись, закружился, пытаясь помешать казакам приблизиться.
Корсаков выехал вперед.
– Он какие‑то бумаги рвал, ваше благородие, вон, книжка валяется, – сказал Семен.
– Сейчас узнаем, что за бумаги. Князь жив?
– Преставился, царство ему небесное. Аккурат виском о камушек приложился, сердешный.
– Черт, – пробормотал Корсаков, – неужели он был прав. Самое время проверить свою судьбу. CИdez![46], – крикнул он, обращаясь к французу.
Офицер высокомерно усмехнулся.
– Jamais![47]
– Чего он говорит? – спросил Головко.
– Что не сдастся.
– Дело хозяйское, – пожал плечами хорунжий, – ну‑ка, ребята…
– Постой, – остановил его корнет, – так не годится. Хочет умереть, так я предоставлю ему эту возможность, – он спрыгнул с коня.
– Алексей Василич, да вы в уме ли? Никак поединок ему предложить хотите?
– А, вот проверю: может, мне только в карты не везет?