– О‑о… Вот это дело было. Сам я не участвовал, а мужики рассказывали. Взялись они, значит стену одну долбить. Вдарили раз, другой, а кувалда‑то вдруг возьми, да и провались! Что за едрена‑Матрена? Давай глядеть. А там чулан, ага. Ну, стену разбили по быстрому, свет поднесли, а там… – Трофимыч звонко шлепнул себя по щеке – будто комара убил, – подсвечники серебряные, вина ящик, а то и два, деньги царские и так, по мелочи барахла старинного навалом. Мужики на радостях сели, да и приговорили винцо – чего жалеть, если тут побрякушки всякие‑разные из драгметаллов! Сами упились до скотского состояния, а что не смогли выпить – на улицу вынесли. Подходи, народ, пей‑гуляй. Да… Так потом оказалось, что вино дороже всех побрякушек стоило. Оно аж с конца девятнадцатого века осталось, во как!
– Слышал я эту историю, – кивнул Корсаков, – дураки, они дураки и есть. А с побрякушками что стало?
– Что успели – попрятали, а на остальное менты из «пятерки» лапу наложили. Государству так, мелочь какая‑то досталась. Ходил тут после один хмырь из музея, очень убивался, что народ несознательный, – Трофимыч поплевал на окурок и поднялся, – ну, что, взялись?
– Взялись.
Трофимыч поднял кувалду, подбросил в руке, взмахнул, примериваясь. Кувалда повела его назад, гулко стукнув в стену, возле которой они курили.
– Слыхал? – спросил, замерев, Трофимыч.
– Да, звук странный, – согласился Корсаков. Он достал из сумки молоток и принялся обстукивать стену вокруг следа от кувалды, – ну‑ка, стукни вот здесь.
Трофимыч ударил вполсилы. Гулкий звук разнесся по особняку. Напарники переглянулись.
– Мать честная, – Трофимыч суетливо скинул пальто, сбросил лыжную шапочку, – неужели и нам повезло.
– Не тормошись, – остановил его Игорь, – дай‑ка я сперва.
Постукивая молотком он определил где начиналась капитальная стена, достал карандаш и очертил на обоях прямоугольник.
– Похоже, здесь была дверь.
– Сейчас мы ее вышибем, как два пальца…
– Ты погоди, – остановил Корсаков разгорячившегося напарника, – кувалдой колотить – ума не надо. Кстати, в антикварном магазине сигнализация есть? Сработает, не дай Бог.
– Отключили на сегодня и двух охранников оставили.
– Все равно давай по‑тихому.
Надрезав по карандашному следу, он сорвал обои. Клеили их не один раз, слой на слой, но отошли от стены они сравнительно легко.
Открылась серая, в разводах клея, штукатурка. Игорь покопался в сумке и достал монтировку. Приставив плоский конец ломика к стене, он принялся молотком сбивать штукатурку, не обращая внимания на приплясывающего от нетерпения Трофимыча. После нескольких ударов обнажился красный кирпич.
– Черт, нежели ошибка вышла? – пробормотал Трофимыч.
– Не спеши. Видишь, кирпич отличается, – Корсаков показал разницу между цветом кирпича в стене и на освобожденном участке.
Он сбил штукатурку по всему периметру, Трофимыч отгребал ее в сторону. Руки с непривычки дрожали, по лицу бежал пот – проспиртованный организм протестовал против нагрузок.
– Дверь там, – бормотал Трофимыч, – точно говорю – дверь.
– Очень даже возможно – согласился Корсаков. Его тоже стал захватывать азарт кладоискательства. Он отступил от стены, – ну‑ка, давай кувалдой. Да не со всей дури – потихоньку, полегоньку.
Трофимыч бухнул в стену, обернулся, радостно улыбаясь – звук был гулкий, как если бы за кирпичами была пустота. Ударил еще несколько раз и внезапно несколько кирпичей сдвинулись. Ободренный удачей, Трофимыч набросился на старую кладку, как засыпанный в забое шахтер.
По особняку разносились гулкие удары, Корсаков морщился – охрана антикварного магазина могла поднять тревогу, несмотря на предупреждение о проводимых работах.
Кирпичи подались и рухнули в образовавшееся отверстие. Трофимыч уронил кувалду себе на ногу, выругался и припал к пролому.
– Темно, как у негра в желудке и воздух какой‑то пыльный.
– Если эту дверь заложили хотя бы в семнадцатом году – это неудивительно, – сказал Корсаков.
Они быстро разобрали остатки стены, за которой оказалась полураскрытая дверь.
– Ишь, даже не заперли, – проворчал Трофимыч, распахивая дверь настежь, – Игорек, тащи‑ка переноску.
Корсаков отцепил переноску от крюка в потолке, подтянул провод к пролому. Стоваттная лампа осветила небольшую комнату, бюро возле противоположной стены, полированный стол на гнутых ножках. На столе лежали стопка книг, разбросанные карты, стоял подсвечник с наполовину прогоревшими свечами. Все было покрыто толстым слоем слежавшейся, похожей на войлок, пыли.
Трофимыч ринулся к бюро. Корсаков повесил переноску на дверь и прошел в комнату.
– Пусто, – разочарованно сказал Трофимыч, – пусто, мать его так!
– Ты погоди, не мельтеши. Оглядись повнимательней, – сказал Корсаков.
– А чего тут глядеть, – Трофимыч повел рукой.
Комната и вправду была пуста. Игорь подошел к столу, заглянул за него.
– Ты рассказывал, как мужики вино нашли, – напомнил он, – вот, полюбуйся.
За столом стоял полупустой ящик, наполненный какой‑то трухой, из которой торчали горлышки запечатанных сургучом бутылок. Трофимыч метнулся к столу, выхватил бутылку, протер ее ладонью.