– Естественное желание – это вовремя покушать, – поправил ее Павел, – кстати, именно такое желание меня уже давно гложет. Предлагаю в честь приезда дорогого гостя сбацать шашлычок. По‑моему, свинина еще осталась.
– Хорошо, – кивнула Марина, – с меня шашлык, с вас огонь.
– Годится, – кивнул Воскобойников и хлопнув Корсакова по плечу, заявил, – пойдем‑ка со мной, надежда русской живописи. Покажешь мне, как надо живописно дрова рубить.
Марина ушла в дом, а они обошли усадьбу. Здесь, под липами, в землю был вкопан стол со скамейками, из булыжников был сооружен мангал, рядом кучей лежали березовые поленья. За мангалом стояли грубо вырезанные из коряг не то идолы, не то оборотни.
– Это что ж за ужас такой? – спросил Корсаков.
– Не ужас, а былинные персонажи, – поправил Воскобойников, любуясь корягами.
– А это автопортрет? – Игорь указал на кошмарное создание с выпученными глазами и длинными вислыми усами.
– Я попрошу без грязных инсинуаций! Это – леший. А вот супруга его – кикимора болотная, а вот детки ихние – игошки и ичетики. Плаваете вы, Игорь Алексеевич, в национальном эпосе, – Воскобойников выдернул из колоды топор и протянул его Игорю. – Давай, приступай.
– Вот это, я понимаю, гостеприимство, – сказал Корсаков, снимая «стетсон», – здравствуй, гость дорогой. Поруби‑ка дров, разведи огонь, на стол накрой. Надеюсь, свинина у вас действительно осталась, а то чего доброго и шашлычок из меня сделаешь.
– Давай, давай, – Павел присел на скамейку, оглянулся на усадьбу, – слушай, у тебя сигареты есть?
– Есть.
– Угости, будь другом.
Корсаков протянул ему пачку и поставил на колоду первое полено. С непривычки удар пошел вкось и топор застрял. Игорь чертыхнулся, перевернул топор и, ударив о колоду обухом, располовинил полено.
– Это тебе не кисточкой по бумажке водить, – усмехнулся Павел, со вкусом закуривая, – ну, рассказывай, как житье‑бытье у вольных художников?
– Жизнь, как шкура у зебры: белая полоса – черная полоса. Вот в черную я и попал.
– Неприятности?
– Еще какие. Сначала сосед мой трахнул не того, кого надо. Заявился папа этой девчонки с охраной, набили нам морды.
– Вижу, – подтвердил Павел, – глаз еще красный и синяк не прошел.
– Вот‑вот. Потом – еще хуже, а под конец и вовсе дом сгорел. Так, что мне теперь даже жить негде.
– Ну, жить, предположим, можно и здесь, – Павел забросил окурок подальше в лес и вытащил новую сигарету. Заметив недоуменный взгляд Корсакова, пояснил, – впрок накурюсь.
– Тебе что, и курить не позволяют?
– Слава Богу, нет, но уговорились на пять сигарет в день. Меня месяца полтора назад так прихватило, – Воскобойников похлопал по груди, – мотор отказывать стал.
– Вот черт, – огорчился Корсаков, – рановато вроде. Что, ни с того, ни с сего?
– С работягами, что здесь крышу крыли, посидели. А они мужики деревенские, подначивать стали: мол, вы в Москве пить разучились. Пришлось показать, кто пить разучился. Они все в лежку, а я песни пою. Правда наутро пришлось скорую из Яхромы вызывать. Марина неделю за мной в больнице ухаживала. Слушай, Игорь, – Павел наклонился к Корсакову и понизил голос, – может, охмуришь ее, а? Чую я, виды она на меня имеет.
– А что, – усмехнулся Корсаков, – девушка приличная, симпатичная, деловая, – он поставил на колоду очередное полено, – не пора ли тебе о семье подумать, кстати говоря?
– В тридцать лет жены нет, и не будет, – напомнил Воскобойников старую пословицу, – привык я уже один.
– Она тебе хоть нравится?
– М‑м… она добрая, хорошая. Красивая, – Павел задумчиво подкрутил ус, – но уж больно следит за мной. В смысле – водку нельзя, курева поменьше. Во, идет, ну‑ка, держи, – он сунул окурок в рот Корсакову.
– Так, – сказала появляясь из‑за дома Марина, – мальчики, шашлык готов, где огонь?
– Сейчас добудем, – пообещал Корсаков, расправляясь с очередным поленом. Демонстративно затянувшись, он выплюнул окурок, – работаем без перекуров.
– Здесь кушать будем?
– Здесь, на воздухе, – прогудел Воскобойников, – а потом у камина посидим, чайку попьем. Эх, и люблю я чаек!
Марина с подозрением посмотрела на него.
– Да, с недавних пор полюбили. Павел Викторович, а вы не курили сейчас?
– Как можно, Мариночка. Мы же договорились! Вот – Игорь не даст соврать.
Корсаков сделал честные глаза.
– И соврать не дам и сам не стану. Ложь противна человеческой природе! – провозгласил он
– Приятно слышать, – заметила Марина, – Павел Викторович, пойдемте, поможете посуду принести. Игорь, я жду огонь.
– Уже зажигаю, – успокоил ее Корсаков.
От работы он вспотел и скинул куртку. Сложив в мангале колодец из щепок, он сноровисто запалил огонь, с удовлетворением отметив, что это не разучился делать, хотя последний раз разжигал костер для шашлыка еще будучи студентом.