Золотые времена

– Мысль человеческая совершенствуется вечно, и не существует для нее пределов!.. – громким и нервически звенящим голосом отметил Ривалдуй.

– И этот – всё туда же… Брось паниковать, – с досадой отозвался капитан. – Да что вы, братцы?! Это может быть обычная разведка. Засекли звездолет и бегут докладывать в город или куда там еще: дескать, утром можно приступать к грабежу… А мы тем временем – тут как тут!

Пункт девятый

Но, едва они, слегка передохнув, тронулись дальше в путь, из ближайшей лощинки им наперерез с воем выскочили огромные, лохматые, в цепях, наколках и браслетах, бородатые существа – целая дюжина.

– Б-бэ-э!.. – вопили они, жутко размахивая руками. – Бу-бы-б-бээ!..

– Черт-те что! – прошептал капитан. – Придорожная шпана…

– Ай!.. – с ужасом воскликнул Пупель Еня и тотчас пал ничком, ожидая неминуемой расправы.

Его товарищи в смятенье заметались, надеясь избежать столкновения, однако лохматые уже окружили их и, подскакивая на добрых полтора метра от земли, с неистовым гуканьем и хрюканьем устремились к своим жертвам.

– Эх, пропали, – в сердцах плюнул Ривалдуй и принял боксерскую стойку.

Матрай Докука сорвал с его спины мешок и взялся бешено вращать над головой.

– Не подходи! Любую падлу замочу! В сортире или в чистом поле!.. – диким голосом взревел он, но, почувствовав, что силы на исходе, безнадежно опустил мешок.

Теперь все зависело от победителей.

От них мерзко несло чесноком, потными ногами, лежалой колбасой и валерьянкой.

Пупель Еня, ощутивши некое затишье, робко и с надеждой поднял голову, но при виде нечесаных страшилищ глухо застонал и снова пал ничком.

– Вы кто такие? – севшим голосом осведомился капитан. – Или вы… не того?

– Что? Кто такие? – весело переспросили налетчики. – Мы, дедушка, вольные прыгуны. В бегах находимся. Оппозиция здешнему режиму.

– Сам ты дедушка, – окрысился Матрай Докука. – И впредь не смей так называть меня! Сопляк!.. А что до оппозиции – оно, конечно, дело стоящее…

– Это – завсегда, – осклабились налетчики.

– Ох, мать честная, прямо офалдеть! – с немалым изумлением воскликнул Ривалдуй. – Вы что же – понимаете нас?

– Нý так!.. Беглец беглеца обязан понимать. Иначе никакой оппозиции не получится.

– Странно, но логично, – согласился капитан. – Но почему ж тогда…

– У нас в мозгу особые толковые анализаторы сидят. Загадка природы в некотором роде, – с довольным видом взялись объяснять лохматые. – И нюх направленный. Правда, со зрением и со слухом слабовато… Так что громче говорите!

– А ручку золотить не требуете? – опасливо поинтересовался капитан.

– Нет, ни за что! Мы – не вымогатели. Мы занимаемся честным разбоем.

– Не понимаю… Вы же – в оппозиции?!

– Вестимо! Но ведь есть нам что-то надо! И одежонка в холода нужна. Нам же из города подачек не шлют. Вот разбоем и занимаемся.

– А у нас – ничего нет, – предупредил капитан. – Давным-давно – ничего. Хоть шаром покати. Видите – голые совсем. Нищета!

– Даже стыдно иногда, – подтвердил Ривалдуй. – Иногда.

– А мешочек? Нетто, брутто…

Лохматые ловко подхватили заветный мешок, распахнули его, жадно взялись было в нем копошиться, но тотчас, брезгливо скривившись, вернули владельцам.

– Фи! – в один голос сказали лохматые, обиженно гремя цепями. – Гадость-то какая! Ветчина, огурчики, селедка… Пять лет только этим и пробавлялись. У нас теперь аллергия на них. Организм не приемлет и душа бастует.

– Весьма сожалею, – с облегчением вздохнув, посочувствовал капитан. – Каждому – своё.

– А вот от человеческого тепленького мяса мы никогда не отказывались! – лязгнув зубами, будто капканы спустив, алчно заявили налетчики.

– Что вы этим хотите сказать? – содрогнулся от ужаса Ривалдуй.

– Ежели другой какой нормальной пищи нет, нам придется вас скушать, – охотно и не без самодовольства пояснили лохматые. – Тоже, знаете, форма протеста. Дескать, в городе никак нельзя, а мы – наперекор!.. Вот – прямо сейчас – костерок разведем, поджарим вас и скушаем.

– Приехали, – развел руками капитан.

– Вы… не того!.. – смятенно вставил Ривалдуй. – Я, значит, это… Вы…

– Не имеете права! – жалобно, не поднимая головы, заканючил Пупель Еня. – Мы ведь тоже – в бегах. А как же солидарность и… вообще?..

– Голод – не тетка, – вздохнули лохматые. – Тут уж… не до солидарности.

– Нет! – заорал не своим голосом Матрай Докука. – Не позволю! Мир – народам! Счастье – всем! Друзьям – привет! Мы будем драться! Протестуем!

– Будем драться, – подтвердил угрюмо Ривалдуй. – До самого последнего конца. И, может быть, еще чуть-чуть…

В следующую секунду две пятерни зажали капитану рот и глаза, а семь или восемь рук сноровисто охватили тело, вскинули повыше и понесли…

Потом его вдруг чем-то упругим, но тяжелым хорошенько стукнули по голове, и капитан потерял сознание.

Пункт десятый

Очнувшись, Матрай Докука обнаружил, что крепко-накрепко привязан к громадному вертелу, под которым лохматые, довольно ухмыляясь, готовились разложить костер.

Справа, так же скрученный по рукам и ногам, висел поникший Ривалдуй, а слева, на третьем вертеле, тихонько подвывал Пупель Еня.