Золушка

Сижу на том же берегу, костерок красиво мерцает в сумерках. Пою песенку, детскую, про елочку. Катаной разделываю тушу. Тихо-тихо… Я не вегетарианец. Но животных мне жалко, если они не пытаются меня убить. Так что, не кричите, Потапыча уже не вернешь. А мама приползла на запах и, радостно улыбнувшись, забрала куски отрезанного мяса. И, хихикнув, шепнула:

— Это на праздник, — скрылась в лесу.

Так что, как добытчик в семье, кормлю родную мать.

Осматривая место битвы, понимаю, что хозяева здешних мест меня убьют. Все кровью заляпано, в том числе и я.

Разделав тушу, сходила еще раз умылась и уже со спокойной душой и кусками мяса отправилась в логово. Принесу змейкам ужин.

Помните, мама упоминала праздник? Это день Дарьи Искусницы (названия в заграничном мире, конечно, особыми изысками не блещут), то бишь, на языке змей, день разврата, развратного разврата и развратного разврата развратовича. Как и все праздники…От дня Космонавтики до Хэллоуина и Пасхи.

В общем, 7 праздников на неделе.

Веселый и странный народ эти змеелюды. Никогда нам их не понять, а им — нас.

Встретили меня приготовлениями, к торжеству, конечно. Мама тут же подхватила под белы рученьки и шепнула:

— Тут такое, такое, у-ух, может, нормальной этой ночью станешь, — слова матери я поняла только тогда, когда она дотащила меня до своей норы. Маман раздобыла где-то наряды максимально короткие, косметику, расчески и даже бигуди.

— А-а-а-ань, — протянула я, — шо ита?

— Ты о чем? — Мой красноречивый взгляд. — Ах, это, чтобы сделать из тебя женщину, — гордо ответила она.

— Чтобы сделать из меня женщину, не хватает мужчины, — намекнула. Она коварно улыбнулась, ой, не нравится мне это.

Вы знали, что змеелюды сильнее обычного человека и даже мракоборца? Поэтому скрутила меня мать своим хвостом и начала экзекуцию. Волосы мои сначала были расчесаны, потом окунуты в воду рядом стоящей бочки, накручены на бигуди и оставлены благословенно на «высыхание». К лицу мама приступила с особой тщательностью. Смазала чем-то похожим на вазелин. Я лишь молилась, что это не ее слюна (то бишь змеиная). Нанесла тональный крем (откуда?), потом пудру (откуда?), ну и тени (все тот же вопрос, откуда она их взяла?). Губы накрасила, ресницы подкрасила.

— А ты не такой урод, — сказала, умиляясь, мама.

— Спасибо, — благодарно ответила я.

Потом последовало принудительное одевание или, точнее, раздевание. Многочисленные татуировки она замазала блестками. Мракоборец мне в печень. Мои увидят — засмеют. Так вот, одежда. Топ и шорты, больше напоминающие трусы. И цветы, в волосах, на шее, за ухом, даже на грудь прицепила.

— Ань, — мой укоряющий взгляд.

— Я лучше знаю, как тебе выглядеть, — твердо заявила она.

— К чему это все?

— Увидишь, — мама мечтательно закатила глаза.

В общем, мамиными стараниями из меня получилось чучело королевское.

— Сиди здесь, пойдем вместе, — сказала она и удалилась в нору, прихорашиваться. Меня же оставила наедине со своими мыслями насчет позора, отчуждения и харакири. Поняла, что самурай из меня никакой, и жить все же хочется, даже в таком виде. Отмечу праздник, просплюсь и домой, к отцу. К пирожным и сексуальному демону. Ах, чертюга, сердцем моим все-таки завладел.

— Я все! — выпалила появившаяся из норы примадонна. Ладно, беру свои слова назад, главным клоуном на этом празднике жизни буду не я.

Мама надела на себя блестки и еще пару килограмм блесток.

— Ты что, голая? — поинтересовалась я.

— Не голая, а соблазнительная, — поведала мать. — Мы опаздываем, пошли, — и, подхватив меня под руки, вывела из логова.

А на улице… На улице творился бедлам. Голые, полуголые змеелюды веселились на полную. Явно пахло медовухой и жареным мясом. Рядом проползали парочки, многие флиртовали, но без 18+. Смеялись, шутили, в общем, обычная такая вписка, только змеиная. Кто-то даже пел, так что и музыкальное сопровождение было.

И, знаете, мне даже понравилось. Мама весело смеялась и в итоге через минут пять, сказав:

— Я на секундочку, — удалилась с бокалом в руке. Горбатого могила исправит…

Начала прогуливаться по полянке, на которой высоко горел костер. В эту темную ночь от него веяло теплом. Я смотрела на свой народ (что ни говори, я наполовину змеелюд) и даже любовалась ими. Они — дети любви и свободы, наивные, развратные и смешные. Во мне течет их кровь.

Вдохнула полной грудью, как хорошо. Подошла к столу и взяла бокал медовухи. Практически тут же его осушила. Вкусно и, ой-ёй, крепко. Голова закружилась. Я обернулась, чтобы отойти от стола и заметила приближающуюся фигуру.

— Зла-а-ата, — хохотало расплывчатое нечто. — Я нашла тебе, — дальше что-то непонятное и опять взрыв смеха. Да что за медовуха такая?

Меня куда-то вели, ноги совсем заплетались. Мама, не переставая, смеялась. Остановились мы лишь тогда, когда я врезалась в кого-то.

— Экскьюзми, — попросила прощения я.

— Злата, снимай с него трусы и тащи ко мне в берлогу, — шепнула на прощание мать и удалилась.