Золушка 2020 (СИ)

Улыбка медленно сходила с лица Мари, и ее дыхание стало громким, глубоким. Мы молча смотрели друг на друга. Прошел какой-то разряд между нашими телами.

Я понял, что злоупотребляю силой и уже хотел подниматься, но она зажмурилась и резко подалась вперед, коснулась моих губ своими. Мимолетно. Едва ощутимо. Раз, другой, третий. Это было невероятно трогательно. Словно, нам по пять лет. Мне так понравилось.

Через секунду Мари открыла глаза, в которых я без труда прочитал ужас и стыд.

— Я, я… я не… хотела, прости, — заикалась она.

Вот тебе и вся бравада.

А что она сделала? Проявила инициативу. Безусловно, даже в наш продвинутый двадцать первый век девочки часто стесняются быть активными. Но тут дело было совсем не в скромности. Мари готова была лишиться чувств, потому что поцеловала не просто парня, с которым едва знакома, а меня. Андрея Пресветлого Царевича, чтоб меня, Романова.

Я бы предпочел, чтобы она была скромницей, которая не сдержала чувств. Стало обидно, и снова поднял голову мой внутренний бунтарь, который захотел разбудить и в Мари желание восстать против догм и правил, разрушить глупые преграды между нами.

Нельзя целовать царевича?

Чушь!

А почему? Потому что царевич сам очень хочет целоваться.

— Не хотела? Серьезно, не хотела? — Я прищурился. — Это жаль. Потому что я хотел. И снова хочу.

Мари снова зажмурилась, увидев, как я к ней наклоняюсь. Она не сопротивлялась.

Хочет. Боится, но хочет. Брось, детка. Просто целуй меня. Не думай ни о чем.

Как и она, я начал с невинных поцелуев, исследуя легкими прикосновениями ее губы. Но чем дольше я этим занимался, тем большего хотел. Мимолетно коснулся языком ее рта, словно просил разрешения. Сладкий вдох Мари я принял за поощрение и углубил поцелуй. Она раскрыла губы и ответила так, что голова закружилась. Это был не просто поцелуй. Что-то больше, словно позади у нас час сексуальной прелюдии. Я почувствовал, как она освобождает руку, зажатую между нашими телами. Сейчас оттолкнет?

Я оторвался от нее, чтобы отдышаться и дать ей очнуться. Возможно, все наоборот.

Если она целует меня, потому что я Романов?

Но едва я ощутил теплые ладони на своем лице, все мысли вылетели из головы. Она смотрела на меня огромными испуганными глазами, словно была под кайфом и время от времени отключалась, а потом не понимала, что делает в моих объятиях.

— Андрей, — позвала Мари.

Ее пальцы подрагивали, но продолжали гладить меня. Черт, как же приятно.

Невинная ласка, но я почти мурлыкал от блаженства. Какая же она классная.

Я потерся о ее ладонь шершавой щекой, перекатился на спину, отдавая инициативу. Пусть делает со мной, что хочет. Смелее. Ну же, девочка.

Мари начала медленно склоняться ко мне.

Я не сдержался и запустил руку в ее волосы, поглаживал затылок, притягивая к себе. Было такое ощущение, что через пять минут конец света. Мы все умрем. И Мари целовала меня страстно и неистово, пробуждая все самые яркие ощущение.

Я уже забыл, каково это — просто целоваться, чувствовать мягкие губы, отвечать на тихие стоны своими и обнимать крепко. Я не хотел отпускать ее, не хотел, чтобы это волшебство заканчивалось.

В голову залезла шальная мысль. Какова же она в постели, если я дурею от одних поцелуев. Наверно, я бы начал проверять эту мысль, но моя спина онемела от холода. Все-таки зима на дворе. Хоть и Лондонская. Теплая по сравнению с той же Москвой или Питером.

Я отстранился, медленно поднялся, сел, увлекая Мари за собой, не ослабляя объятий. Она тут же вздрогнула, встрепенулась. Как будто очнулась от морока, и сползла с меня. Упершись коленями в промерзлую землю, Мари смотрела вниз и нервно приглаживала волосы. Я тут же понял, что она действительно очнулась и начала соображать.

Наверно, по лицу я мог бы прочитать ее мысли, но знал, что они мне не понравятся. Хотелось снова зацеловать ее, чтобы запретить думать и заставить вернуться к безумию. В машине, уверен, я не замерзну и смогу свести ее с ума снова.

— Холодно, — проговорил я, надеясь, что она поймет.

Но Мари вскочила, отряхнула джинсы и быстро пошла обратно к машине. Даже по напряженной спине я видел, что она чувствует себя виноватой и растерянной. Мне ничего не оставалось, как пойти следом, помочь собрать мяч и куски ворот обратно в багажник.

Хлопнув крышкой, Мари села на пассажирское сидение. Все молча.

Я расценил пустое водительское кресло как приглашение. Ключи торчали в зажигании, и мне осталось только повернуть их.

— Поехали, уже поздно, — пробормотала Мари. — Засветло не доберемся до города.

Я не стал спрашивать, чем ей не нравятся сумерки. Мари делала вид, что увлечена остатками молочного коктейля, и я не смел ей мешать.

А вдруг ей просто не понравилось?

Бывает же. Она не обязана меня обожать априори, и имеет полное право пожалеть о том, что позволила себе слабость, а мне вольности.

Я развернул машину к шоссе, стараясь не облизывать губы, которые пропитались ее поцелуями.

Я не лез к ней с расспросами, уж слишком тихой она стала. Вообще, я хотел прокатиться на Порше.

Так что прибавим газу.

* Историю Майкла Сторма вы найдте в моей книге Fair Play