Как только она это сказала, ее рот присоединился к рукам. Я зашипел, словно мне туда вылили горяченный кофе. Вцепившись в витое чугунное изголовье кровати, я пытался не скулить как раненый пес. Это было слишком даже для царевича. Особенно для царевича. Наверно, будь я обычным Ивановым, то уже сдох бы от счастья. Чудом сдержался. И минуты не прошло, а я уже резко дернул ее на себя, перевернул на спину. Мари глубоко дышала, ее губы были приоткрыты, а в глазах пылал огонь.
— Это нечестно, — я скользнул рукой вдоль наших тел вниз, раздвигая ее ноги. — Признайся, ты это специально.
— Такие вещи сложно делать нечаянно, — захихикала эта бестия, облизывая алые губы. — Черту еще видно?
— Черты давно нет.
Через мгновение ее действительно не стало. Не только черты, но и вообще преград и препятствий между нами. Они стерлись, улетучились. Я сам уничтожил их, соединившись с Мари в одно целое.
Мари прикрыла глаза и запрокинула голову от удовольствия. Я пытался отвлечься от ее сладких криков и стонов, но они ласкали мне слух, побуждая продолжать и полностью погружаться в блаженство, не думая больше ни о чем.
Я прижал губы к ее ушку, шепча какие-то банальности. Она и без меня знала, насколько прекрасна. Особенно сейчас.
Ногти впились в спину, и я ускорил темп.
— Андрей, — выдохнула она мое имя, прежде чем волны разрядки начали сотрясать ее тело.
Я сжал зубы, чтобы вытерпеть еще немного. Каким-то чудом сдержался и даже не заметил, как мы переместились в положение сидя.
Мари придвинулась ближе, хотя, казалось, что это уже невозможно. Я услышал стон и почувствовал, как она сжала меня внутри снова.
Мари стала слегка приподниматься. Я обхватил ее за бедра, помогая двигаться, зарылся носом в ложбинку между грудей. От нее пахло какими-то сладкими цветами и… мной. Невыносимо. Голова закружилась. Дурман смешался с ее стонами. Я был на грани помешательства и опять не заметил, как оказался на спине.
— Я что-то не так делаю? Или ты каменный? — проговорила Мари, склонившись надо мной.
— Нет, — ответил я сразу на оба вопроса. — Еще немного…
Она легла на меня, прижалась, обвила руками, уткнулась в шею и стала двигаться сама, даря мне последние самые яркие вспышки удовольствия. Достигнув высшей точки, я выкрикнул ее имя и блаженно улыбнулся, ощущая на лице мягкие поцелуи.
Мари
— Короче, я передумал на счет секса, — проговорил Андрей, спустя несколько минут после того, как я обессиленная растянулась на нем.
Я не поняла, к чему он, и тихо ответила:
— Поздновато передумал, Вашество. Как бы, уже все было.
Он хмыкнул.
— Ты спрашивала: секс или поцелуи? Так вот — секс. С тобой — точно секс. Я выбрал, ага.
Я засмеялась, приподнимаясь и скатываясь рядом на матрас.
— Какой же ты придурошный.
Андрей повернулся на бок, притянул меня к себе и стал целовать, бормоча мне в губы:
— Да-да, придурошный, невозможный, невероятный. Знаю. Ты говорила.
Я лизнула его нижнюю губу, чуть пососала и прикусила, заставляя его заткнуться. Но это было нереально.
— А, черт. Нет, поцелуи, — снова буркнул Андрей. — Как же я люблю твои поцелуи. Твои губы. Мари…
Он снова стал увлекаться поцелуями и ласками, а я вдруг поняла, что вся мокрая от пота, и стала отстраняться.
Как бы не так.
Андрей прижимал меня к себе очень крепко.
— Далеко собралась? — спросил он.
— В душ, я вся мокрая.
Царевич провел ладонью по моей спине, словно проверяя, вру или нет. Я не врала.
— Меня возьмешь?
Он разжал руки, и я села, приглаживая волосы.
— А ты будешь себя хорошо вести?
Андрей ухмыльнулся, ответ был на лице.
— Я бы мог, но ведь тебе это не нужно, правда?
Он потянул меня из спальни через темную гостиную. Мы натыкались на каждый предмет мебели и ржали, как психи. Романов еще и умудрялся меня лапать и щипать.
— Прекрати, — хохотала я.
— Что? — возмущался он игриво. — Я просто падаю и ищу опору. В темноте ни черта не видно.
— Как будто тебе нужен свет. Ты прекрасно знаешь, что схватить и где.
— Ты такого плохого обо мне мнения, детка. Я оскорблен в лучших чувствах.
Он так и стоял с рукой, прижатой к сердцу, уверяя меня в своей порядочности, пока я настраивала воду в душе, захлебывалась смехом.
— Боже, ты такой болтун. Беру все слова обратно. Ты будешь отличным царем. Балабол Балаболович Балаболов Первый.
За такое неуважение я получила шлепок по заднице и аж взвизгнула от неожиданности. Не больно, но внезапно, черт подери. Пока я подбирала слова, чтобы рассказать царевичу о его манерах ни к черту, Андрей затолкал меня в кабинку.
— Берешь обратно? — тут же сердито уточнил он, забавно сдвинув брови. — Ты разве говорила, что я дерьмовый царь?
— Недерьмовый царь не говорит слово «дерьмовый».
— Ну это да, ладно. А все-таки! Ты не говорила.
— Наверно, не говорила. Но разве я не думала громко?
— Да, пожалуй, это было. Так значит я не безнадёжен?
— История нас рассудит.
— Да. Но это будет потом.
И он снова стал меня целовать.
Да, все это будет потом.