Золушка для босса

Пока не расцветает жарким пламенем в центре моего живота.

В это же мгновение у меня сбивается дыхание. Грудь вздымается так, будто мне не хватает кислорода, а во всем теле и голове просыпается самое чудесное безумие в моей жизни. Оно просыпается вместе с новой Катей — той, у которой на глазах сбываются самые потаённые мечты о счастливой любви. И тогда я понимаю.

Вот оно, моё чудо. Только руку протяни и возьми.

— Катя… — шепчет Царевичев, продолжая увлечённо целовать мою ногу. — Ты выйдешь за меня, маленькая?

Так и не услышав от меня ни единого слова, он поднимает голову, чтобы взглянуть мне в глаза и настойчиво проговорить:

— Не бойся этого, Катя. Всё нормально. Тебе достаточно просто сказать.

— Да! — горячо выдыхаю я.

А затем совершенно неожиданно даже для самой себя хватаю Царевичева за руку и втягиваю прямо в джакузи.

Выражение лица Царевичева, оказавшегося в бурлящей теплой воде в рубашке и брюках — к счастью, пиджак он успел сбросить в гостиной, — надо видеть. Там настолько нетипичные для босса эмоции, что он становится вдруг похожим на радостно замершего мальчишку, который заполучил страстно желаемый подарок раньше обещанного срока.

Он лежит на мне пару мгновений, отфыркиваясь от капель и уперевшись обеими руками в бортики, чтобы не утопить меня. Под его массой я так сильно погрузилась в воду, что на поверхности могу держать одно лишь лицо, и цепляюсь за Царевичева обеими руками и ногами, как приклеенная. Мысли и эмоции пребывают в совершенном хаосе, но от нашего совместного падения я немного прихожу в себя.

И теперь меня так и подмывает спрятаться от собственной сумасбродной выходки на самом дне джакузи.

— Катя, ты… — начинает он и мотает мокрой головой, словно не может подобрать слов. — У тебя удивительный талант делать мне сюрпризы.

Зрелище облепившей его тело рубашки с галстуком и прилипших ко лбу потемневших волос над сверкающими медовыми глазами завораживает меня своей шокирующей странностью. В самом деле, увидеть такого самоуверенного и властного мужчину принимающим ванну в деловом костюме — очень необычно.

Дико, и восхитительно.

Чувствую на своих бедрах шероховатое прикосновение его брюк под водой и волнующе упругое давление, значение которого ни с чем невозможно перепутать.

По красивым губам Царевичева проскальзывает понимающая усмешка, когда он замечает, как густо я краснею от осознания его сильной мужской реакции на мое тело. Он подгребает меня к себе плотнее и вдруг одним гибким умелым движением переворачивается. Я и глазом моргнуть не усеваю, как мы меняемся местами. И теперь именно я оказываюсь лежащей на нем сверху.

Его глаза так близко, что в их глубине я вижу своё отражение. Оно кажется испуганным и смущенным одновременно.

Царевичев чуть надавливает мне на затылок, и наши лица соприкасаются.

— Что же ты так оробела, моя смелая девочка? — шепчет он в мои тубы и, не дожидаясь ответа, немедленно захватывает их глубоким уверенным поцелуем.

Вихрь дурманящих ощущений снова охватывает мой разум и чувства. Дрожу в его руках, бессильно распластавшись на широкой груди, и мучительная, острая пустота внутри требует заполнить ее немедленно, здесь и сейчас.

У меня вырывается тихий жалобный стон, и Царевичев жадно ловит его.

Я так самозабвенно наслаждаюсь терзающими меня умелыми губами, что осознаю медленное движение его ладони вниз по моей спине только в тот момент, когда она надавливает мне на поясницу и ныряет ещё ниже, в бурлящую теплую воду.

Вздрагиваю и, непроизвольно отстранившись, вся сжимаюсь.

— Это моё… — Царевичев собственнически прикусывает мочку моего уха, и я ощущаю на щеке жар его дыхания одновременно с нежными и властными ласками его руки там… под водой. — Ты принадлежишь мне, Катя. Скажи это. Скажи это вслух.

— Я… принадлежу… — послушно повторяю за ним слабым голосом и, не успев договорить, захлебываюсь вздохом от пронзительной сладкой дрожи.

Меня накрывает потрясающее фееричное дежавю бесконечного блаженства. Как будто я вернулась в тот праздничный вечер во «Дворце», когда Царевичев неожиданно распластал меня на столе, обезоружив откровенными и бесстыдными прикосновениями.

Только в тот раз наслаждение почти сразу же сменилось мучительным стыдом, а сейчас его нет. Я чувствую только очень приятную расслабленность, а тело кажется легким, как воздушное пёрышко.

— Маленькая моя… любимая… — выдыхает Царевичев дрогнувшим голосом. — Моё отзывчивое чудо!

Слабость и какая-то ватная усталость вдруг наваливается на меня так неудержимо, что я роняю голову на плечо Царевичева. Бешеное биение его сердца отдается мне куда-то в шею, и у меня возникает сильнейшее чувство неловкости. Потому что свидетельство мужского желания по-прежнему остаётся более чем ощутимым.

Ничего, сейчас я всё исправлю, и мы продолжим.

— Артём, — нежно шепчу ему в шею с полузакрытыми глазами, ловя губами яростный пульс. — Я люблю тебя… очень люблю… и мечтала сказать об этом очень давно. Ты ведь знаешь об этом?

— Теперь знаю.