Прекрасный принц отрыл заднюю дверь своего белого коня и достал еще более огромный, чем предыдущий, букет прекрасных эустом, теперь нежно-сиреневого цвета.
– Боже, какая красота, – успела восторженно воскликнуть я, прежде чем прихлопнула свой бесхитростный рот.
В другой руке Богданова был уже знакомый бумажный пакет.
– Что должна сказать хорошая девочка, когда ей дарят подарки?! – и такая снисходительная до ужаса привлекательная улыбочка.
Его бахвальство мгновенно взбесило.
– Можете засунуть свои подарки в за… – не буду выражаться, я все-таки учительница, – задний карман.
Боже, что я наделала?! Улыбочка медленно сползла с красивых мужских губ.
– Все-таки ты очень грубая женщина. Надежда Николаевна просчиталась, взяв тебя учительницей. Любая нормальная девушка, увидев такой букет цветов, бросилась бы мне на шею с благодарностями и поцелуями. Но только не вредная Даша Мельникова. Что мне нужно делать, чтобы ты взяла мои подарки? Стать на колени?! Умолять?!
– Я не стану принимать ваши подарки!
– Но почему?! – уже возмущенно рычал Богданов, а темные брови яростно сошлись у переносицы.
– Потому что такой жест ваше сиятельное эго может расценить за поощрение и активизировать ухаживания.
– А тебе, значит, неприятны мои ухаживания?! – карие глаза с зелеными крапинками безбожно обжигали горячим негодованием.
Приятны, даже очень. Но я не хочу, не допущу губительного для моей гордости сценария: поматросил и бросил. А для того, чтобы рассматривать возможность большего между нами, я слишком взрослая, слишком здравомыслящая девушка, и уже давно перестала верить в сказки.
– Неприятны! – откровенно соврала я.
– Ах, так!
Карие глаза гневно сощурились, мужские губы сжались недовольной линией. Отступил, отошел на шаг, небрежно бросил букет цветов обратно на заднее сидение белоснежного коня, купленного принцем специально, чтобы Золушка не боялась кататься. Сейчас Игорь уедет! Холодок отчаянья (что же ты дурочка делаешь? Нельзя постоянно играть с мужской гордостью.) пробежал по коже. А теперь будь до конца стойкой, железобетонной, уходи, точнее, беги с места преступления. Но заледенелые ноги не слушались. Я стояла, и, холодея, ждала, когда принц навсегда исчезнет из моей жизни. Он уже открыл водительскую дверь, но потом снова повернулся ко мне.
– Врушка, бессовестная врушка, тогда в машине тебе было более чем приятно.
– Ах, – теперь уже я задохнулась возмущения. – Да как ты смеешь?!
– Смею озвучивать правду?! – зло шипел Богданов. – Я вообще смелый мальчик.
– Ты бессовестно воспользовался моим состоянием. Я слишком много выпила тогда, и не могла адекватно реагировать.
– А ты хотела, чтобы тобой попользовался кто-то другой?!
Нет, я хотела любви простого хорошего парня… А вместо этого влюбилась в этого невозможного, наглого, чертовски обаятельного принца.
– Я предпочла бы доехать домой на такси и лечь спать.
– В самом деле?! – всплеснул руками Богданов. – Было совершенно незаметно, что ты собираешься домой. Даже наоборот, ты явно искала приключений на свою маленькую симпатичную задницу. И мне, если честно, совсем непонятны твои претензии, оргазм испытала ты, я остался возбужденный и неудовлетворенный, голодный. В чем заключалось мое пользование?!
– Не орите на весь двор про оргазм, – смущенная тем, что он озвучивает такие интимные вещи, возмутилась я.
Как перевернул ситуацию, бедненький, он остался возбужденный и неудовлетворенный. Богданову не откажешь в изворотливости.
– Значит, я тобой воспользовалась?!
– Вот это уже ближе к истине.
– Ваше Сиятельство, чтобы в дальнейшем вас случайно снова не использовали, шли бы вы лесом!
Ой, кажется, действительно разозлила. Крылья мужского носа гневно раздулись, а в зелено-карих глазах, появились очень холодные, очень острые льдинки… Вонзились в мою кожу. Нет, не льдинки, огненные стрелы.
– Ты в самом деле этого хочешь?! – и проникновенный взгляд прямо в душу.
Сердце, боясь, что мое упрямство победит, тревожно забабахало в груди.
– Нет! То есть да! Хочу! – выдохнула я. Получилось излишне горячо, излишне чувственно. Словно я не посылала его куда подальше, а соглашалась… на все что угодно соглашалась.
Именно так Богданов и понял мою реплику.
– Я тоже очень тебя хочу.
И дальше, чтобы окончательно меня деморализировать, он пустил в ход свое самое сильное оружие, умопомрачительные поцелуи. Шагнул вперед, приближаясь, дернул меня за талию на себя, руки запустил в волосы, прочно фиксируя голову, горячо впился в мою сначала верхнюю, потом нижнюю губу. И Богданову опять совершенно наплевать, что мы целуемся днем, посреди двора, где я снимаю дюймовочкину комнату.
– Да-а-а, – стонала ему в губы. Мне тоже плевать, совершенно плевать. На все вокруг… Причем с большой колокольни. Пусть только принц меня не отпускает. Иначе я упаду, пропаду, рассыплюсь маленькими пылающими фрагментами.
Из нас двоих первым пришел в себя Богданов… Тяжело дыша, оторвался от моего рта, не выпуская из объятий, чуточку отстранился и, чувственно поглаживая пальцем припухшие от поцелуев губы, зашептал: