Золушка Forewer

Как вы понимаете, любой коллектив — это клубок сложных взаимоотношений. В театре они сложны не в квадрате, а в кубе. Если можно себе представить коллектив в виде клубка змей, то наш состоит из самых-самых ядовитых змей в мире. Я ненавижу все эти движения, которые другие называют не иначе как интриги, но почему-то постоянно в этих интригах вязну. Мое искусство как руководителя заключается в том, чтобы выбраться из болота интриг и сделать хоть что-то толкового. На этот раз я буду ставить «Золушку». Знаете, существуют ситуации, про которые говорят: «не было счастья, да несчастье помогло».

Так и в моем случае. Если бы не этот проклятый кризис, я бы ни за что не взялся бы за спектакль, ни за какие коврижки. Слишком много в моей жизни было бы суеты. А суета — это своеобразный наркотик. Ты и не замечаешь, как пролетел день, не замечаешь, как промчалась неделя за неделей. И вроде бы занимался чем-то, тратил свое время на что-то важное. А на что? А каков результат? И понимаешь, что результат нет. Что ты гонялся за призраками, что тень отца Гамлета прошла по совсем другой улице. И ничего вообще не случилось.

А теперь я сделал очень многое — я не просто рассказал людям о кризисе, я зарядил их новой работой и новыми проблемами. И это есть хорошо. Сейчас мне надо опять упасть на дно и дать коллективу самому переварить все мною сказанное. Раньше, чем лечь на дно, я нашел Малечкина и забрал у него все экономические выкладки, которые заказал. Меня абсолютно не беспокоило, что Новицкий узнает о моих действиях — я ведь не делал ничего такого, что выпадало из наших договоренностей.

— Ну что, Стасик, готовы?

Стасик протягивает мне папку. Его кабинет небольшой, оклеенный обоями под старину, обои темноваты и света явно недостаточно. Но он любит этот стиль, слизанный с модернистских эскизов начала прошлого века. Интересно, почему ему так хочется выделиться именно на рабочем месте? Мне кажется, что он в личной жизни человек настолько несчастный, что только тут, на работе он может позволить себе как-то выделиться. И то, не словом своим, а делом…

— Все прготовил, каквпросили, Палсеевич, вотще… Звонил мальчик от Палкстантиновича, напомнил про телепередачу слаховым навтра зачтвртьдевть студияять.

Студияять — это, скорее всего, студия пять, ладно, заметано…

— Буду. Всенепременнейше буду. Так и передайте этому… «мальчику» от Павла Константиновича.

Стасик удовлетворенно кивнул головой. Нет, мне из театра не выбраться так просто. Я же забыл про Димочку. Ну что же, до папки Малечкина дело еще дойдет. Часик терпит. Пока что надо добраться до Димона и пригрузить его мудрыми наставлениями. Иногда такое бывает (со мной же такое случается сплошь и рядом): стоит только выразить какую-то мысль, а она уже сбывается. Около моего кабинета отирался неизменный помощник, моя режиссерская тень, Дмитрий Скворцов.

О нем стоит сказать несколько слов. Дмитрий Аксентьевич Скворцов имел прозаическую фамилию и весьма экзотическое имя-отчество, больше за счет отчества. Он был коренным питерцем, закончил режиссерский факультет в Москве, но не этим почти автоматически закрыл себе дорогу в питерском бомонде. У Димочки было одно полезное для меня свойство — вызывать в коллективе, где он находится, какое-то неясное раздражение. Источник раздражение быстро вычисляли, так Димочка стал невходным на тусовки, нежелательным помощником режиссера на подмостках и съемочных площадках. Ему было под сорок. Уже пора было идти в самостоятельную жизнь, но как режиссер, Димочка так и не состоялся. Он был неплох. Особенно как исполнитель. Требователен к актерам, хорошо знал свое ремесло, но работал без фантазии, по калькам. Скажи ему: поставь пьесу в стиле того-то. И он сделает спектакль в стиле того или иного режиссера. А вот самостоятельно… Дудки. Премьеру он хотел ставить в моем фирменном стиле. Конечно, мне потом надо было навести лоск, но… Но в своем стиле он никогда не ставил — потому как его стиля, стиля Дмитрия Аксентьевича Скворцова пока что не существовало. Я сумел использовать его очень дозировано. Когда я понял, что Димочка уникальный человек-тень, все раздражение от его присутствия для меня куда-то пропало. Наверное сейчас, когда я не ждал от него ничего сверхестественного, он меня и не раздражал? Впрочем, в моем коллективе Дима оказался на своем месте. Он редко общался с актерами вне репетиционного зала, был незаметен, а потому незаменим.