Золушка Forewer

И в эту самую секунду Новелла встала и вышла из ложи. За ней последовала вся ее придворная рать. А вот Новицкий остался. Интересно, зачем? Чтобы вынести мне смертельный приговор?

Публика же визжала от восторга… Да, из них никто не пойдет протестовать против кукурузины, времена не те, слишком много проблем и без этого. А вот поаплодировать, проявить свою гражданскую солидарность — почему бы и нет… Это ведь безопасно… Работа Раскина была ювелирной. Это его реплики сделали пьесу актуальной и настолько современной. Публика только не знала, что реплик написано великое множество и от спектакля к спектаклю они будут меняться (вот он, рецепт от Турандот в действии).

Смотрю — и голая фея пришлась ко двору… На нее точно будет ходить толпа мужиков… Это тоже есть плюс… Надо иметь смазливую актрису, от которой млеют мужики…

Машенька… А Машенька пришлась ко двору. Свеженькое, светлое личико, хорошее чувство сцены, она вписалась в спектакль очень органично и ничем его не испортила. Я уже стал размышлять о том, чтобы отойти от того правила, которое когда-то завел себе для жизни: жена режиссера не должна быть актрисой. Я всегда считал, что актриса, да еще в театре, которым ты командуешь, слишком быстро подминает весь театр под себя. А это недопустимо есть…

Но Машенька — это особый случай. Или я так хочу себе думать? Странно, неужели она может стать обычной заурядной стервой с претензиями, какими становятся большинство подающих надежды актрис?

А вот и конец спектакля — и бурные аплодисменты, и дикий рев публики, и поклоны, на которые я выхожу, понимаю, что это все-таки не просто успех, это — триумф! Что же, теперь остается только ждать, ждать, как все разрешиться…

Глава сорок пятая. Финальная А Золушка все-таки forever

Наверное, это был самый странный и волнительный день в моей жизни. День, когда я мог полностью провалиться, а испытал вместо этого настоящий триумф.

В такие минуты ты не ощущаешь счастья, подъем, понимание того, что произошло приходит намного позже, намного позже, намного… Машенька? Он там, на сцене, среди актеров, вся в слезах — на этот раз слезах радости… Я замечаю, что Мария тоже на сцене, но постоянно следит глазами за мной — ей важна моя реакция. Я киваю головой и показываю жестом: все ОК! Да, у Мари с карьерой проблемы не будет. Она еще лет двадцать может спокойно эксплуатировать свою внешность, куда там двадцать — двадцать пять минимум! Двадцать пять минимум, да…

Вот, как всегда, начинаю повторяться, следовательно, мой мозг находится на грани нервного срыва. Теперь все, что мне надо — это оказаться у себя в кабинете, месте, где меня никто не будет трогать. Это актеры сейчас будут обмывать премьеру, их право. По еще одной традиции я никогда не участвую в премьерных попойках. Я провожу ночь у себя в кабинете, для этого в ней есть удобный диванчик и дежурная постель.

Но сегодня был особый день: в кабинете мне уединиться не дали. Там сидели Малечкин и Новицкий, никого больше из окружения Новицкого не было. Как только я вошел, Стасик Малечкин подчеркнуто вежливо поклонился, и по большой окружности обошел меня, после чего вышел, нет, скорее выскочил, в коридор.

— Да, Павел Алексеевич, простите вашего покорного слугу, что он потревожил ваш послепремьерный покой…

Голос Новицкого был тихим, но четким… Я же не мог отвечать, слова не приходили мне на ум… Я просто сел в кресло и пошевелил рукой, как бы соглашаясь со своим собеседником…

— Да, батенька, вы в конец переутомились… Нельзя себя так загонять, Павел Алексеевич, никак нельзя… Вы уж простите меня, старика, что я вас на такие подвиги вынудил, только действительность превзошла мои ожидания. Вы сделали неожиданно сильный спектакль… Я просто потрясен. Такой успех! Публика просто ревела от восторга… А за Новеллу не переживайте… Я уже звонил ей. Успокоил. Сказал, что это наша общая идея — выпустить пар из котелка, знаете, смеясь, легче расстаться с прошлым, особенно, если это прошлое так дорого… Конечно, если бы я все знал, то вряд ли ее пригласил (не верю, Стасик все Новицкому докладывал, так что Павел Константинович сам постарался Новеллу вытащить на премьеру, про силу скандала в качестве пиара не мне ему докладывать). Извините, я угощусь кофе сам.

Я молчаливо кивнул головой…

Новицкий смотрел на меня выразительно, с прищуром, смотрел, размышляя, говорить еще что-то или не говорить.

— И все-таки я скажу это, Павел Алексеевич, заслужили… Заслужили, черт меня подери! Я не оставлю ваш театр без помощи. После такого успеха вы обойдетесь мне недорого. Ваши, скажем так, реформы, принесли свои плоды, вы почти что самоокупаемы… Только пообещайте мне одну вещь…

Я кивнул головой…

— Теперь премьерные спектакли вы будете ставить исключительно сами… Договорились?

Я опять утвердительно киваю головой.

— Ну вот и ладненько… Я пойду, отдыхайте…

— Павел Константинович, — внезапно произношу я скрипучим, сдавленным голосом. От неожиданности Новицкий, почти дошедший до двери, вздрагивает и оборачивается.

— Спасибо… — почти неслышно произношу я.