Золушка с Чистых прудов

На сцене полутемно, мерцают свечи и в тонком луче света появляюсь я. Я, Кручинина, вернулась в свой город, где провела юность, где полюбила, была обманута, потеряла сына. Я стою одна и с болью смотрю на свой город, на свое прошлое. У меня замечательное платье – синее, бархатное, скромное, оно очень стройнит – и чудесная маленькая шляпка с тонкой вуалеткой, чуть-чуть похожая на ту, что можно видеть на картине Крамского «Неизвестная». Такой наряд мы придумали с художницей по костюмам. Хотелось впечатления девичьей хрупкости, тонкого вкуса, ничего лишнего – силуэт конца XIX века, очень женственный и строгий. У меня остался эскиз этого костюма, и я всегда любуюсь им и внутренне тянусь к этой идеальной и в чем-то таинственной женщине. Мне всегда казалось, что название «Без вины виноватые» не полностью относится к Кручининой. Я ведь думаю, что она всю жизнь мучается своей виной и вина эта гонит ее по жизни, неприкаянную, одинокую, не находящую себе места, своего гнезда. Ведь при ее красоте и славе она могла бы встретить новую любовь, обрести новую радость. А Кручинина предельно одинока, и только на сцене ее душа раскрывается. Недаром Дудукин говорит ей: «А как вы вчера играли!» Мне хотелось, чтобы за мягкостью, скромностью поведения и неактерской затаенностью чувств все время ощущалось, а иногда и прорывалось очень трагическое, нервное, неустойчивое состояние неприкаянной души. Вот Дудукин в первой сцене рассказывает о Незнамове, о его трудной, беспризорной жизни, и я, слушая, уношусь мыслями в невозможное и уже почти не слышу его слов и только задумчиво, даже мечтательно спрашиваю (в мыслях, как в сказке, – «вдруг это он, мой Гриша»): «А много ли ему лет?» – «Лет двадцать». – «Не меньше?» – «Никак не меньше…»

И Дудукин, чувствуя, что со мной происходит что-то тайное, обеспокоенно интересуется: «А почему вы об этом спрашиваете?» И я отвечаю, старательно скрывая свое некоторое безумие, свою тайну, стараясь говорить обыденным тоном. Но эта секунда настораживает зрителя, он чувствует, что со мной происходит что-то необъяснимое. Такие секунды рассыпаны по спектаклю, и мне кажется, зритель верит, что не все раскрывается на сцене, не все играется ясно, многое лишь чувствуется за кадром. Есть такое выражение «возвышенная стыдливость страдания», и мне очень хочется, чтобы моя Кручинина вызывала сочувствие и интерес к себе, не демонстрируя всего, что происходит в душе. Ведь в жизни для нас более притягательны люди, которые не демонстрируют свое горе, свой внутренний мир, а даже как бы скрывают его от посторонних глаз.

Впоследствии я видела в театре им. Вахтангова спектакль «Без вины виноватые» в постановке Петра Фоменко, который пользуется огромным успехом у зрителей, Юлию Борисову в роли Кручининой и узнавала в ней, в ее решении близость нашего подхода к роли.

В орловском спектакле большое внимание уделяется теме актерской братии – с ее нищетой, служением театру, интригами и в то же время божественным поклонением таланту. А для меня очень важна последняя сцена с Незнамовым не только потому, что я обретаю сына, а и потому, что я, стоя перед ним на коленях, молю о прощении. Да, я не произношу этих слов, но всей душой благодарю Бога, судьбу, прижимая к своей груди дрожащего от сдерживаемых слез Незнамова, благодарю за незаслуженно свалившееся счастье. Ведь играя Кручинину, я живу ею и поэтому не могу избавиться от собственной души, от своего понимания вины перед ним, и через свою вину взываю к тем матерям, которые могут бросить собственных детей, оправдывая себя тем, что им невыносимо трудно жить. Сейчас такая страшная жизнь, может быть, потому, что слишком много темной, негативной информации, но охватывает ужас при виде брошенных, никому не нужных детей, когда их показывают по телевизору или когда читаешь об этом в газетах.

Во многом поэтому в Орле (да и на гастролях) всегда очень тепло принимали наш спектакль и часто аплодировали в конце стоя, с благодарностью за очищение души. Во всяком случае, для меня Кручинина – это не только роль, это проповедь моей души, взывание к человечности. Конечно, не скажу, что у меня все получилось, как мне хотелось бы, но я пишу о движущей силе, которая давала свободу и уверенность на сцене. Я знала, что люблю, проповедую свою веру в добро и сострадание. Сейчас уже мне остались лишь воспоминания об этой роли, но около десяти лет жизни были связаны с ней. Мои бессонные ночи в поезде, тишина и отрешенность от жизни в скромном номере гостиницы, одинокие тихие прогулки по прекрасному городу, встреча с исполнителями всех ролей этого любимого спектакля и постоянное чувство благодарности и счастья, что это чудо состоялось. Я прожила жизнь Кручининой.