Zолушка в постель

А уж его удивление, когда я однажды вечером первая лезу целоваться, достойно запечатления. Но мне не хочется притворяться, что происходящее между нами не нравится. Не хочется стыдливо опускать глаза, когда он выходит из душа. Если все уже случилось, почему я не могу наслаждаться своим первым в жизни романом? Почему должна думать о том, что он, возможно, скоро закончится?

К слову об этом.

На третий день, когда шторм успокаивается, а Игорь огорошивает меня новость о том, что через пару дней самолет вернет нас в Россию, мы решаем поехать куда- нибудь на яхте. Одновременно с волнением — я еще никогда не плавала в такие путешествия — я чувствую грусть. Мне вдруг приходит в голову, что Крестовский непременно закончит наши отношения, едва мы вернемся. Зачем тащить в повседневную жизнь приключение из отпуска?

Яхта несется через море, навстречу какой-то красивой бухте, а я украдкой посматриваю на Игоря. Мне немножко стыдно за то, что хочется любоваться им бесконечно. Красивый, гад. Как с обложки. И яхта шикарная, и относятся здесь ко мне как к принцессе: приносят напитки, мороженое и фрукты. Вокруг море и скалы, мы идем вдоль берега, я могу полюбоваться на потрясающую бирюзовую воду.

— Чего грустим, золушка? — Серж садится на скамейку рядом и бесцеремонно пересаживает меня к себе на колени.

— Сережа! — восклицаю я. — Прекрати.

— Что? — обижается он. — Просто пришел поболтать.

Я снова сползаю на скамейку.

— Крис неприятно. Не надо ее огорчать.

— Мне что, теперь вечно виноватым ходить из-за того, что она обиделась?!

— Просто дай ей остыть и отдохнуть. Ты ведь знаешь, что она вас с Игорем ко мне ревнует. И демонстративно эту ревность подогреваешь. Прекрати. Так нельзя, она не заслужила, она хочет быть вам близкой. А вы ее ругаете и отталкиваете.

— Я, Ань, уже давно не знаю, что мне сделать, чтобы Крис не отталкивалась. И устал.

— Тогда пожалей меня. Я хочу с ней подружиться.

— Почему? — спрашивает он.

Но я и сама не знаю ответ на этот вопрос. Просто хочу. В Крис мне чудится что-то знакомое. Может, мы в чем-то похожи. Может, наоборот, я тянусь к совершенно противоположной девушке. Это не объяснить словами, можно лишь прочувствовать.

Серж уходит, и я снова обращаюсь к морю. Его вид успокаивает. Пожалуй, я буду скучать по Греции.

Сколько здесь оттенков воды! От бирюзового, почти зеленого, до ярко-ярко голубого. Чистейшая вода так и манит окунуться. Мы медленно подходим к удивительной красоты бухте. В ней голубая вода, а рядом розовый песок, какого я еще никогда не видела.

Украдкой, чтобы никто не заметил, я вытираю слезы. Как бы хотелось, чтобы мама и папа увидели это. Они ведь нигде толком не бывали. Если бы они прожили чуть дольше, до моей встречи с Игорем, я бы смогла им все это показать.

Он подходит бесшумно, обнимает за плечи.

— Нравится?

— Да. Очень.

По моему голосу слышно, что я расстроена. Игорь разворачивает меня к себе.

— Что-то не слишком ты радостная.

— Просто вспомнила папу и маму. Им бы понравилось здесь, так красиво. Я бы могла их сюда привезти, показать это море. Они всю жизнь положили на то, чтобы меня вырастить, а я не успела отдать им долг.

— Да, я тоже ничего не успел. Запомнить маму. Понять отца. Просто в один момент Майк позвонил и сказал, что я должен вернуться и занять его место.

— Не надо занимать его место. Создай свое.

— Философ ты мой. Не плачь, куплю тебе калач. И Мальдивы, помнишь?

Я поднимаю голову, улыбаюсь сквозь слезы.

— До Нового придется поработать, чтобы нам не пришлось все-таки жить в однушке на окраине и отправлять Серегу в физруки, а потом полетим к океану. У меня на эту поездку большие планы.

— Да?

Я ненавижу себя за надежду, которая расцветает в душе. Новый год… как далеко этот праздник. Сколько времени у нас еще есть.

— Не забудь, что скоро у нас гости — твоя знакомая, родительская подруга. А еще я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих родителях.

— Зачем? — хмурюсь.

Но вместо этого получаю осторожный поцелуй в обгоревший нос.

— Герман звонил, они разобрались с теми, кто нас доставал. Трое в СИЗО, четвертый в больничке. Так что можно смело возвращаться.

— А что ты будешь делать с Алексом?

— Отправлю его в армию, — к моему удивлению говорит Игорь. — Пусть выбирает, или в армию, или в клинику для зависимых. Потом посмотрим. Вот уж кому не помешает хрущевка на окраине, но ты, моя злая золушка, не предусмотрела для него роль.

— Ладно, — бурчу, но самой хочется смеяться, — пусть будет промоутером. Листовки раздавать.

— Щедрая женщина. Прямо, как я люблю.

Это "люблю", относящееся, разумеется, не к нашим отношениям, становится первым "люблю", которое я слышу из уст Игоря. Мне нравится, как оно звучит. Он явно редко говорит это слово, но получается довольно проникновенно.

Что ж, одно я успела уяснить: Крестовский не врет. А значит, Греция для нас не конец, а скорее начало. Сейчас мне хорошо и спокойно. А потом… я уже и загадывать-то боюсь.

Глава семнадцатая