Zолушка в постель

Окидываю номер оценивающим взглядом и киваю: все убрано почти идеально. Отваливается спина, гудят ноги, но близость окончания смены толкает вперед, уговаривает потерпеть еще чуть-чуть. Я отвожу тележку и иду в гостиную, чтобы сказать гостю об окончании уборки.

Он пьет красное вино, а из удобного кожаного кресла открывается потрясающий вид на город. Я так редко бываю в вип-гостиной, что этот вид завораживает меня, захватывает дух.

Мужчина видит меня в отражении в окне и оборачивается.

— Номер готов, у вас будут ко мне какие-то просьбы?

— Будет… — его голос хриплый, низкий, окутывает странным жаром. — Как вас зовут?

— Анна.

— А фамилия?

Хмурюсь: ему совершенно незачем знать обо мне больше, чем имя на бейджике. Тем более, что завтра его номер будет убирать совсем другая девушка.

— Извините меня, но у нас строгие правила. Я не могу беседовать с гостем на отвлеченные темы.

Кошусь на бармена за стойкой, но он не то действительно нас не слышит, не то делает вид.

— Хорошо, — гость поднимается и ставит бокал на стойку. — Покажите, где номер, я не очень хорошо у вас ориентируюсь.

Выхожу из гостиной. Чувствую затылком его внимательный взгляд и стараюсь идти ровно и спокойно.

Не сказать, чтобы внимание гостя для горничной было в новинку: пошутить и пофлиртовать с хорошенькой девчонкой хотят многие. Но от обычного гостя легко отшутиться, ему можно улыбнуться — и уйти работать дальше, отчасти даже испытывая радость от неожиданного комплимента.

С ним не работает. С ним не чувствуешь себя легко, а словно во сне, с трудом преодолеваешь бесконечный коридор. Каждый шаг требует таких затрат энергии, что остановившись перед дверью его номера, я на миг касаюсь ладонью холодного дерева.

— Все в порядке? — спрашивает он. — Анна, вы кажитесь бледной. Вам надо сесть.

Я пытаюсь протестовать, но его пальцы смыкаются на моем плече. Хватка настолько сильная, что ничего другого не остается: я вхожу в номер и падаю в кресло, к которому он меня подводит.

— Со мной все в порядке, правда, — делаю вялую попытку подняться. — Я устала под конец смены, мне надо успеть на метро…

— Метро работает еще много часов, — отрезает гость. — Сидите.

Наливает в высокий стакан воды и протягивает мне. Я молюсь, чтобы он не заметил, как дрожит рука.

— Вам следует больше отдыхать. В двадцать кажется, что здоровье бесконечно, однако это не всегда так.

Я делаю глоток воды и тут меня озаряет: откуда он знает мой возраст?! Я бормочу что-то благодарственное и поднимаюсь. Намереваюсь сбежать отсюда раз и навсегда, но моя попытка прерывается его… нет, не криком и не приказом, а каким- то глухим рыком:

— Сиди!

— Что за…

— Сиди, Анна, мне нужно с тобой поговорить.

— О чем? Я вас не знаю и учтите, у меня есть рация, и вы не можете держать меня здесь силой!

— А у меня есть деньги, чтобы заткнуть твоей рации рот. Посиди немного и послушай. Тебе говорит что-нибудь фамилия Крестовский?

Качаю головой, окончательно переставая что-либо понимать.

— Хорошо, а Ампилов?

— Это… это фамилия папы.

Он знает отца? Слишком молод, чтобы быть его другом или знакомым. Слишком взрослый, чтобы быть воспитанником. Кто?

— Отлично. Значит, я не ошибся. Ты дочь Ампилова.

Снова киваю, сжимая стакан. Он наверняка вот-вот разлетится на тысячу маленьких осколков.

— Меня зовут Игорь Крестовский, я — сын Олега Крестовского. Отец умер, и теперь ты — ключ к его завещанию и моим деньгам.

Приехали. Кажется, я схожу с ума.

— Вы что-то путаете. Я не могу иметь отношение к каким-то деньгам. У меня нет родных, друзей, а папа был школьным учителем. Вряд ли он ныкал золото в школьном спортзале.

Я чувствую, как тиски страха немного разжимаются, и снова получаю способность защищаться. Этот человек рушит мой привычный мир, а еще он враждебен. Я чувствую это и внутренне напрягаюсь. Ничего хорошего ждать не приходится.

— Боюсь, что я ничего не путаю, — говорит он. — Мой отец умер полгода назад.

— Соболезную, — говорю я и тут же осекаюсь под недовольным взглядом — призывом не перебивать.

— В его завещании было условие. Мы получим все деньги лишь в том случае, если разыщем тебя, Калинину Анну Артемовну, и ближайшие пять лет будем обеспечивать. Там много разных условий, подробнее сможешь ознакомиться с текстом в машине.

— В к-какой машине?

— Ты едешь со мной.

Он говорит это так легко и просто, словно речь идет о чем-то рядовом. Показать дорогу или посидеть денек с ребенком. Вот только речь идет не о работе няни, а о… впрочем, я даже не знаю, о чем.

— Почему ваш отец поставил такое условие? Я ведь никогда о нем не слышала.

— Не имею ни малейшего понятия. — Он перестает буравить меня взглядом и отворачивается к окну.

Страх ослабевает еще немного.

— Нужно будет сделать ДНК-тест. После него, возможно, что-то прояснится.

— Что прояснится?

— Не знаю, — он пожимает плечами. — Может, мой отец знал твою мать, а твой отец ходил с рогами. Всякое бывает.

— Не смейте так про мою семью!