Золушка

В этом году занятия в школах Калузы кончились девятого числа. В прошлом году — двенадцатого. Каждый год детей отпускали на свободу во второй понедельник июня, а возвращались они после каникул в начале августа. Джоанна теперь могла спать по утрам допоздна; она позвонила отцу в контору вскоре после ухода Неттингтона. Едва Мэтью взял трубку, девочка запела: «Желаю счастья в День отца…» на знакомый всей Америке мотив «Желаю счастья в день рождения»; лирика весьма посредственная, зато чувства самые сердечные.

— Привет, детка, — сказал Мэтью. — Когда ты вернулась?

— Примерно в одиннадцать. Я подумала, что звонить тебе уже поздно. Но ты меня прости за уик-энд, папочка.

— Пустяки, не в чем извиняться.

— Это потому, что мама так настаивала… ну, ты же знаешь, как она относится к нашим встречам.

— Нет, не знаю, — сказал он осторожно. — А как?

— Ну, она всегда старается меня как-нибудь обмануть, чтобы мы с тобой не встретились. Да ты же знаешь сам!

— Ах вот оно что, — невразумительно промычал Мэтью.

— Я ей сказала, что до смерти боюсь позвонить тебе и сообщить, что удираю на уик-энд, она пообещала позвонить сама и согласовать это с тобой. Я знаю, она так и сделала, но мне все равно неприятно.

— Как ты говоришь? Что она сделала? Позвонила мне?

— Ну да. Я все-таки набралась смелости и хотела позвонить сама, когда пришла домой укладываться в дорогу. Но мама сказала, что уже все утрясла и мне лучше уехать без звонка. Не буди спящую собаку — так она выразилась. То есть ты отнесся спокойно, а если я позвоню, могу все испортить.

— Значит, это меня она назвала спящей собакой?

— Ну ты же знаешь мамочку…

— И сказала, что я отнесся спокойно?

— Надеюсь, так оно и было, папочка. Или ты очень рассердился?

— Нет-нет. Мама была дома, когда ты пришла за своими вещами? Тебе не пришлось оставлять ей записку?

— Что? — Джоанна удивилась. — Записку? Нет. Какую записку? О чем ты?

— Ничего. Ничего.

— Я бы позвонила сама, но я такая трусиха.

— Успокойся, детка, в «Граун-ап инкорпорейтед» обо всем позаботились.

— Кто?

— «Граун-ап инкорпорейтед». Ты не помнишь? Я и мама обычно…

— Нет, — перебила его Джоанна. — «Граун-ап инкорпорейтед» это что-то настоящее или вы придумали?

— Конечно же, придумали.

— Ты и мама?

— Ну да.

На другом конце линии наступило молчание.

— А как прошел уик-энд? — спросил Мэтью.

— Хорошо.

— Я так понял, что с вами ездил и брат Дианы?

— Тебе мама сказала?

— Да.

— Она не должна была. Я этого не хочу, папа. Она, наверно, еще наговорила тебе, что я в него влюблена?

— Ну, намекала на нечто похожее.

— Не хочу, чтобы она так делала, — повторила Джоанна и опять замолчала.

— Когда мы с тобой увидимся? — спросил Мэтью.

— Ты пригласишь меня сегодня вечером на обед?

— С удовольствием. Когда за тобой заехать?

— Я спрошу у мамы. Кажется, у нее сегодня свидание с Питером Надоедой, так что я могу уехать на весь вечер.

— Вот оно что! — сказал Мэтью. — У мамы свидание?

— Кажется. Я тебе позвоню попозже, ладно?

— Великолепно.

— Я тебе купила чудный подарок, — сказала Джоанна и повесила трубку.

В наиболее цивилизованных городах не начинают выпивать раньше половины пятого. В Нью-Йорке, например, как утверждает Фрэнк Саммервилл, вам не нальют ни в одном баре раньше половины шестого. Но в Калузе многолюдно только в курортный сезон, а в остальное время года это город тихий и уединенный; туристы и горожане постарше порой приходили к выводу, что время ложится тяжелым бременем на их плечи, а где же вы с большей приятностью избавитесь от этой тяжести, нежели в баре? В баре вы получите в Счастливый Час две порции вместо одной — за ту же цену. Счастливый Час начинался в Калузе в четыре пополудни.

В четыре часа семь минут, в тот самый момент, когда Джоанна второй раз позвонила отцу и сообщила, что с вечером все о'кей, Джимми Ноги сидел в баре «Желтая птица», слушал, как пианист изничтожает хорошую музыку Коула Портера, и ждал, когда к нему присоединится некий Гарри Стэг. Джимми пришел в бар вовсе не затем, чтобы убить время. Джимми явился обсудить с Гарри серьезное дело: как разыскать девку, которая сперла у его брата золотой «Ролекс».

Стэг появился в четыре десять, пятью минутами раньше назначенного времени. Стэг был весьма пунктуальной личностью. Очень высокий — впрочем, практически любой человек казался рослым по сравнению с Джимми. Стэг носил белый полотняный пиджак, брюки и открытую рубашку мягкого пастельно-голубого тона и белые итальянские туфли на босу ногу. Выглядел точь-в-точь как один из полицейских в шоу «Гвардия Майами» и так же, как тот полицейский, отпустил короткую щетину. Джимми ненавидел это шоу, потому что такое дерьмо, как полицейские, там изображали героями. И в шоу «Хилл-стрит-блюз» тоже. Пропаганда. Тем не менее Джимми поднялся, когда Стэг подошел к столу.

— Привет, как дела? — поздоровался он и протянул Стэгу руку.

Они обменялись коротким рукопожатием. Стэг слегка повернул голову и сверху вниз взглянул на фортепиано, как бы любопытствуя, кого это там терзают. Подошедшему официанту заказал «Джонни Уокер» со льдом и снова взглянул на фортепиано.