Матушка с любопытством смотрела по сторонам. Здесь не было полунагих дев, богато украшенных растительным орнаментом гобеленов со сценами охот, рыцарских боев и купания все тех же дев, как в коридорах замка. В дальнем конце общей залы разевал черную пасть огромный камин, а вдоль стен несколько больших печей плавили воздух жаром. На длинных столах, поставленных в два ряда параллельно друг другу, располагались живописными «тематическими» грудами продукты: на одном — разнообразные части туш, доски для рубки мяса, миски для фарша, тяжелые и острые ножи; на другом — птица: неощипанные фазаны, чье великолепное красно-золотое оперение еще не поблекло, куриные и цыплячьи тушки и даже большая цесарка, изящно свесившая свернутую голову с края стола. Затем шли столы с овощами, зеленью и фруктами. «Хлебная» половина была отделена от остального помещения незримой границей, которую повара с того конца кухни старались не пересекать. Здесь яростно пахло свежим печевом, легко перекрывавшим аромат бульона, булькавшего на той стороне кухни в большом котле одной из печей.
Едва ступив на вымощенный каменными плитами пол, Ванилла изменилась: выше подняла голову, хозяйским жестом поправила бюст, надела широкий фартук и по-орлиному зорко огляделась. Ополоснув руки, полезла по чанам с доходящим тестом — проверять качество продукта. Она хмурила брови и покрикивала на молодых фигуристых поварих и поварят, прыскавших от нее в стороны, как лягушата на болоте от аиста, заставила одну из служек заново отскребать разделочный стол и добавила молотого перца в томящуюся на плите начинку из грибов и лука. И только потом присоединилась к Персиане и Брунгильде, захватив с собой чай с молоком и блюдо со свежими, только что извлеченными из печи булочками. Разломив одну из них, Ванилла принюхалась, улыбнулась и заявила:
— Нет ничего лучше аромата свежеиспеченного хлеба!
Она намазала корочку таящим от тепла маслом и отправила в рот сразу всю, а прожевав, шутливо добавила:
— Давайте, лопайте и выматывайтесь! Не мешайте работать!
— Пф-ф! Занятая дама! — закатила глаза Персиана, но булочку ухватила.
Бруни с интересом наблюдала за вездесущими поварятами, хихикающими у лестницы, ведущей вверх, на улицу. Вдруг на ее ступени упала большая тень, и в кухне появилась… конская голова. Осторожный перестук копыт возвестил о том, что владелец головы намерен войти!
— Пресвятые тапочки! — воскликнула Персиана, чье внимание также привлекла толпа у лестницы.
Ванилла вскочила и бросилась к входу, крича:
— Не пускайте его сюда! Он сейчас за зелень примется, и, пока не сожрет, мы его не выгоним!
Поварята, к которым поспешили на помощь повара и поварихи, попытались дружно вытолкнуть конягу, но тот, не приспособленный подниматься по ступенькам крупом вперед, заупрямился, возмущенно заржал и вознамерился кусаться.
— Что здесь происходит? — раздался негромкий старческий голос, удивительным образом перекрывший гам.
Из разлапистого кресла, стоявшего в неприметном углу, поднялся высокий, сутулый старик, одетый в простой серый камзол.
В тишине, затопившей кухню густым соусом, стук копыт упрямой животины, направлявшейся прямиком к столу с фруктами, был особенно четок.
— Петр! — проскрипел старик и, сердито сведя кустистые брови к переносице, оглядел толпу поваров. — Ты, — ткнул пальцем в одного из поварят, — дуй на конюшню, зови на помощь! Ты, — палец уткнулся в другого, — насыпь его сиятельству Снежному тазик яблок и поставь вон туда, подальше от столов! А ты, — старик выбрал следующего, — тащи метлу и совок, и чтобы никакой грязи из-под хвоста его сиятельства! Ловить помет в полете! Поняли?
Поварята дружно кивнули.
— И чего стоим? — неприятным голосом поинтересовался старик и вдруг рявкнул так, что Бруни с Персианой подскочили на скамейке: — Выполнять!
Все вернулись на рабочие места. Ванилла, торопясь, доела булочку и буквально вытолкала сестер за двери.
— А кто это был? — поинтересовалась Матушка, когда они с Перси возвращались в квартал Мастеровых.
— Петр же! — воскликнула та. — Жеребец принца Колея!
— Да я не про него! — засмеялась Бруни. — Я про старика того… с командным голосом!
— Ах, этот, — непонятно, чего в тоне Персианы было больше — восторга или почтения. — Тебе повезло лицезреть самого мастера Понси Понсила, Главного Королевского Повара!
— Сколько же ему лет? — удивилась Матушка.
— Девяносто восемь вроде. Ванилька рассказывала, будто сам он уже у плиты не стоит, дремлет в своем кресле, но носом по-прежнему крепок: едва учует, что бульон или там жаркое не так пахнет, как должно, — такой разнос устраивает, что держись!
Бруни только головой покачала и прыснула со смеху, представив, будто у нее самой такой голос. Ка-а-ак рявкнет, так и в трактире никого не останется!
Зайдя в дом, Матушка услышала из кухни возбужденные радостные голоса. Сердце невольно забилось чаще в ожидании любимого, но она понимала, что близкие вряд ли обрадовались бы ему так искренне. Кто он для них? Просто человек, с которым она спит!