Золушки из трактира на площади

– Сложный перелом, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд следователя. – Бедняга больше не побегает, ему теперь только ковылять. Ну, хорошо хоть жив остался!

Лайло посмотрел на полковника.

– Ублюдок пытался убить честную горожанку, – пожал плечами Торхаш. – Защита граждан Ласурии – обязанность каждого королевского гвардейца.

– Ой! – громко произнес целитель, разглядев говорившего. Торопливо поднялся, кидая на него испуганные взгляды. – Я, пожалуй, пойду! Отчет пришлю вам завтра.

– Вы позволите, – дождавшись, пока следователь закончит с протоколом, спросил Лихо таким тоном, будто приказывал, а не просил, – я отведу девушку домой? Во избежание, так сказать…

Тот, кивнув, протянул бумагу Бруни.

– Читайте, подписывайте и идите.

После вмешательства целителя Матушка чувствовала себя лучше, чем утром. Даже затянувшийся, но до сих пор ноющий порез на животе особенно не беспокоил. Однако, едва она принялась читать, голова закружилась, а буквы запрыгали по листу. Полковник отобрал у нее бумагу, прочитал, кивнул.

– Все верно. Подписывай, маленькая хозяйка!

Во взгляде Лайло промелькнуло удивление.

Матушка кое-как расписалась, плотно запахнула плащ, стремясь скрыть изуродованное платье. Когда они выходили, следователь окликнул ее спутника. Тот обернулся, будто ждал этого. С мгновение оба меряли друг друга взглядами, и Бруни не могла отделаться от ощущения, что их мысли в эту минуту об одном и том же. А затем Лайло спросил:

– Так ничего и не выяснили с тех пор?

Лицо оборотня потемнело. Он резко мотнул головой и молча вышел. Прошел караульную, рывком распахнул дверь на улицу и лишь здесь остановился, с шумом втягивая воздух точеными ноздрями.

Впервые увидев его в таком состоянии, Матушка ужасно испугалась. Несмотря на всю неоднозначность характера, Лихай Торхаш Красное Лихо стал для нее незыблемой истиной бытия, такой же, как небо или океан. А сейчас он дрожал, словно готовая вот-вот порваться струна.

Поколебавшись, Бруни робко положила ладонь ему на плечо и… впервые назвала по имени:

– Лихай…

На его скулах заиграли желваки, так крепко он сцепил челюсти. Не разжимая их, он ответил сквозь стиснутые зубы:

– Дай… мне… минуту…

Не решаясь отнять руку, Бруни принялась тихонько гладить его по рукаву куртки. Ей показалось, что его мышцы, ясно ощутимые под тканью, словно отлиты из стали.

Лихай наконец расслабился. Перевел на нее взгляд и невесело поинтересовался:

– Испугалась, маленькая хозяйка, однако ни о чем не спросила… Почему?

Матушка пожала плечами. У каждого должен быть выбор, с кем делиться своими тайнами и делиться ли вообще…

На морозном воздухе ее вновь начало знобить. Заметив это, оборотень быстрым шагом направился за угол, кинув через плечо:

– Жди здесь!

А через минуту на освещенном пятачке перед околотком появился рыжий зверь. Выразительно кивнул на спину и улегся на землю, ожидая, пока Бруни сядет на него верхом. Когда он поднялся, Матушка охнула и невольно засмеялась, цепляясь за густую шерсть. Оборотень подкинул ее, устраивая поудобнее, и неспешно потрусил прочь. От его широкой, как скамья, спины веяло жаром. Для Бруни это оказалось очень кстати. Пригревшись, она разглядывала блестящие в свете фонарей редкие снежинки и размышляла о том, что когда-нибудь Красному Лихо захочется самому рассказать о произошедшем в давние времена между ним и следователем Лайло. И тогда он поведает об этом ей – лучшему слушателю и… своему другу. И о чем бы ни был этот рассказ, на сердце у нее станет тепло от его откровенности.

* * *

Торхаш, проводив Матушку до двери, заходить не пожелал. Выразительно посмотрев на обрывок ее платья, выглядывающий между полами плаща, скрылся в темноте. Бруни плотно его запахнула, и никто из домашних ничего не заметил, кроме бледности лица и испарины, вообще-то свойственных болящим.