Золушки при делах

Он заказал пресловутую яичницу из пяти яиц, отдельно – бекон, поджаренный со сладким луком, цапнул с тарелки горбушку свежеиспеченного хлеба, вдохнул его аромат и блаженно зажмурился. Очень хотелось открыть глаза и – взгляд во взгляде – утонуть в темном обаянии Алли. И чтобы вокруг никого. И чтобы можно было коснуться бархатистой кожи, сияющей юностью против всех законов природы и течений времени…

– Простые желания, – констатировал мэтр, – чем примитивнее, тем более стойкие для человека.

– Это вы о чем? – Дрюня с подозрением посмотрел на мага. На миг показалось, что старик прочитал его мысли.

– Насыщение, – улыбнулся тот своей жутковатой улыбкой, – ешь, парень, ешь.

– Мы рады тебя видеть, – впервые подала голос Алли с тех пор, как шут зашел в харчевню.

– И я рад! – пробормотал Дрюня, утыкаясь в сковороду со скворчащей яичницей.

Душой не кривил. Несмотря на изумление и привычный страх, наводимый магистром, действительно был рад встрече. Труппа выкатилась из такого далекого прошлого, о котором если и вспоминалось, то уже с ностальгией. Этакий сквознячок из молодости, свежий и дразнящий, как… подобный омуту взгляд несостоявшейся эльфийки Аллилуиэль, Аркаеш ее побери!

Несмотря на царивший в душе раздрай, Дрюня отметил и вкус бекона (не пережаренный, хотя и жирноватый), и свежесть зелени в омлете, и мягкость хлеба, и янтарность поданного к морсу меда. Заведение явно заслуживало добрых улыбок, а его хозяин – теплых объятий и полновесных монет посетителей!

После завтрака артисты вышли на улицу, и тут Дрюня увидел… их фургон. Тот стоял за домом, поэтому шут не разглядел его, подходя к харчевне.

Сердце сжалось.

Забилось сильнее…

Проклятье! Молодость посылает приветы, от которых у уверенных в себе мужчин среднего возраста пересыхает в глотке.

Краски не поблекли. Колеса по-прежнему были крепки и ровны. Сколько ночей Дрюня пролежал на крыше, глядя в небо и с тоской прислушиваясь к шорохам изнутри, где, как ему казалось, Алли со страстью отдавалась тому единственному мужчине, которого любила. И ни разу не слышал ни звука!

– Если вам понадобится какая-нибудь помощь, обращайтесь, – отчего-то смутившись, сказал шут, – во дворце меня каждая собака знает.

Молодой парнишка, за весь завтрак так и не открывший рта, смотрел на него с восхищением.

– Если тебе понадобится помощь, зови, – впервые улыбнулся Иживолис. – А теперь иди прочь!

И Дрюня пошел прочь. Спиной ощущая насмешливый взгляд мэтра, задумчивый – Гентукки, восхищенный – парнишки-ученика, и полный обещаний блаженства – Алли.

Если и есть на земле грех в чистом виде, имя ему – женщина.

* * *

Почки лопнули на следующее утро, и Вишенрог вмиг покрылся дымкой юной зелени, наполнился восхитительными запахами древесных соков и влажной земли. Во дворце случился ранний ажиотаж, больше похожий на панику. Фрейлины носились по коридорам с платьями дам, пошитыми специально к этому случаю. Мастер Артазель, ругаясь так, что уши вяли у всех присутствующих в радиусе нескольких сотен метров, заканчивал срочные заказы. В одном из внутренних дворов раздавали кожаные фартуки, тяпки и грабельки, а в это время в черту городских стен въезжали крестьянские телеги, заставленные ящиками с растениями. Их хозяева явно собирались «в мыле» и сейчас выглядели ошарашенными, но поскольку за рассаду платил магистрат, и платил неплохо, изо всех сил спешили успеть на так неожиданно объявленный капризной природой день украшения столицы.

Принцесса Бруни, бывшая на ногах с пяти утра, успела накормить завтраком и отправить в кабинет мужа и навестить Ее Высочество Оридану, которая не могла налюбоваться на сшитое для нее мэтром Артазелем одеяние в стиле «прекрасная садовница». Несмотря на явный перебор с кружевами, так любимыми гаракенками, платье нежного оттенка восхода над тикрейской гаванью Оридане необычайно шло, подчеркивая ее худенькую, но статную фигурку, приятный смуглый цвет кожи и загадочную темноту похожих на маслины глаз. Санику Дорошу сшили ошейник того же цвета, дополнительно украшенный желтыми лентами, который оборотень вначале облаял, затем обрычал, а теперь умудрялся снимать и прятать в потайных местах покоев принцессы. Две молоденькие горничные и одна фрейлина, красные и взмокшие, бегали за непоседой, отыскивая «заначку», и водружали ошейник обратно, чтобы через несколько минут снова отправиться на поиски.

– Вы готовы, Ваше Высочество? – спросила Бруни, наблюдая Оридану у зеркала, Саника – в бегах, ошейник – в немилости, а горничных и фрейлин – в мыле.

Доволен был только поросенок Коля. Радостно похрюкивая, он стучал копытцами то за оборотнем, то за девушками, поддевал и с наслаждением подкидывал раскиданные по полу предметы дамского туалета.

– О! Я готова садить все, что расти! – Оридана наклонилась и ловко поймала проносящегося мимо щена. – А еще я мечтать о грабелях! Мои цветы быть самые красивые!

– Конечно, – улыбнулась Бруни, – идемте.