Золушки

Затем были, разумеется, и другие случаи, с которыми Алексу было смириться куда тяжелее. Иногда с ребенком за время исчезновения успевали произойти ужасные вещи, и к родителям он возвращался уже совсем другим. Алексу навсегда врезалось в память исчезновение одной маленькой девочки, и теперь, когда поступало сообщение о пропавшем ребенке, он всегда вспоминал о ней. Девочку не могли найти несколько суток, а потом какой-то внимательный водитель заметил ее в придорожной канаве. Более недели она пролежала в больнице без сознания и впоследствии так и не смогла рассказать, как ее похитили и что именно с ней произошло. Впрочем, это и не требовалось: ее травмы свидетельствовали о том, что она побывала в руках у какого-то изверга, и хотя врачи, психологи и заботливые родители делали все, что было в их силах, чтобы залечить ее раны, однако в мире не нашлось ни слов, ни лекарств, чтобы исцелить ее душевную травму.

Девочка выросла странной и психически искалеченной, постоянно находилась на грани нервного срыва, везде чувствовала себя чужой, школу так и не закончила, еще до совершеннолетия убежала из дома и стала проституткой. Ее раз за разом отвозили домой к родителям, но она все равно убегала. Девушке не исполнилось и двадцати лет, когда она умерла от передозировки героина. Алекс помнил, как плакал у себя в кабинете, узнав о ее смерти.

Вчера комиссар почувствовал, что ему необходимо встретиться с Сарой Себастиансон лично, и поэтому решил поехать к ней вместе с Фредрикой Бергман. Он небезосновательно опасался, что та истолкует его решение как сомнение в ее компетентности. Отчасти так оно и было на самом деле, но Алекс поехал на допрос совсем по другой причине. Просто хотел прощупать это дело поглубже, и ему это удалось.

Сначала Фредрика и Алекс немного поговорили с Сарой наедине, а затем подошел ее новый друг, Андерс Нюстрём. Проверка его личных данных результатов не дала, но Фредрика все же коротко допросила его на кухне, а Алекс продолжил разговор с Сарой в гостиной.

Рассказ женщины давал все основания для беспокойства: врагов у Сары нет, по крайней мере насколько ей известно, с другой стороны, близких друзей у нее, судя по всему, тоже немного.

Сара рассказала, что бывший супруг бил ее, но с этой проблемой они уже разобрались, и она даже мысли не допускает, что дочку похитил он, вот и решила не упоминать о побоях во время первого разговора с Фредрикой. Ей не хотелось, чтобы полиция пошла по ложному следу, как выразилась сама Сара.

Алекс ни на секунду ей не поверил. Во-первых, он тактично, как мог, дал Саре понять, что оценивать степень вероятности той или иной рабочей версии не ее дело. Во-вторых, он совершенно не верил, что бывший супруг оставил Сару в покое. После недолгих уговоров она все-таки показала предплечья, которые старательно старалась скрыть длинными рукавами блузки. Как и подозревала Фредрика, на руках виднелись явные следы физического насилия. Большая, явно очень болезненная рана обнаружилась на внутренней стороне левой руки — кожа там приобрела красно-оранжевый оттенок, и Алекс заметил начинающие проходить пузыри — без сомнения, ожог.

— Он прижег меня утюгом как раз перед тем, как мы расстались, — беззвучно прошептала Сара, глядя в пустоту мимо Алекса.

Алекс осторожно взял ее за руку и произнес тихо, но убедительно:

— Сара, вы должны заявить на него в полицию!

— Его здесь не было в тот день, — выговорила Сара, медленно качая головой и глядя Алексу в глаза.

— Простите?

— Вы разве не читали прежние рапорты? Когда это случается, его всегда нет в городе и всегда находится кто-то, кто может это подтвердить, — объяснила она и снова уставилась в никуда пустым взглядом.

Увиденное потрясло Алекса. Комиссара тревожило и раздражало, что бывший супруг так и не потрудился связаться с полицией. В тот же день Алекс снова выслал к нему домой патрульную машину и получил сообщение, что свет в доме не горит, а на стук в дверь никто не отвечает. Тогда Фредрика снова попробовала связаться с матерью Габриэля Себастиансона, позвонила ему на работу — ведь кто-то должен знать, куда он подевался?!

Сидя в старом дедушкином кресле, Алекс почувствовал, как его накрывает волна гнева. Существуют непреложные правила, которые лично он впитал с молоком матери и безоговорочно уважал уже пятьдесят пять лет: нельзя поднимать руку на женщин и детей, нельзя врать и нужно заботиться о своих престарелых родителях!

От одного воспоминания об ожоге комиссара передернуло: какое у тебя право так поступить со своим ближним?!

Алекса бесили эти новомодные политкорректности — вся страна вдруг заговорила о «мужчинах, которые применяют насилие по отношению к женщинам». Такие обтекаемые формулировки совершенно бессмысленны, даже вредны! На полицейской конференции один из его коллег, к примеру, высказался насчет «склонности иммигрантов к нарушению законодательства, постановлений и прочих правил, дорого обходящейся государству». И лишился работы. Вдруг люди услышат и решат, будто все иммигранты отказываются соблюдать общественные требования — а это ведь неправда!