Зомби. Антология

Не успев добраться до ведущего туда коридора, я увидел нечто, что сначала принял за груду тряпья, лежащего на полу недалеко впереди меня. Подойдя ближе, я вдруг понял, что передо мной лежит Пул. Тонкая струйка крови начертила бессмысленную линию на плите возле его головы. Я опустился на колени и коснулся лица друга; оно оказалось таким же холодным, как камень. Холодным, обмякшим и бледным. С первого взгляда, даже не слыша жесткого прерывистого дыхания, было ясно, что Пул ушибся весьма серьезно. Это было мне очевидно — может, даже слишком, — как и то, что произошло. Полный решимости, он спустился в подвал, но в конце концов тьма лишила его мужества, темное зло из зала или узкого лаза дало себя знать, и Пул в панике бросился назад по коридору, споткнулся о выступающую каменную плиту и ударился головой при падении.

— Джон, Джон, — зашептал я. — Зачем ты пошел сюда? Зачем пытался доказать себе самому или мне, что здесь нечего бояться?

Эхо глухо повторяло мои слова, и я внезапно почувствовал, что вовсе не один на один с Пулом. Хотя ничто не пошевелилось, ни один звук не потревожил глубокую тишину вокруг нас, я знал, что на меня смотрят. Во рту вмиг пересохло, когда я поднял глаза и всмотрелся в туннель, где в густом мраке тонул свет. Там, теряясь в тенях на границе света и тьмы, нечетко видимая, словно в тумане, стояла, глядя на меня, недвижимая фигура. Я поднял лампу высоко; круг света немного расширился, видение рассеялось.

Когда я встал на ноги, то понял, что в мрачной пустоте разрушающегося прохода не было Ничего. И все же даже теперь, когда я удостоверился в обмане зрения, я не мог избавиться от чувства, что за мной следят. Я чувствовал чей-то взгляд все острее с каждой секундой и наконец помял, что уже не в силах этого выносить. Теперь ясно, отчего пиал в панику Пул. В подвале было нечто, что особо явственно ощущалось тут, в коридоре, ведущем к четырехугольному залу. Игнорировать это было невозможно: оно обладало тупой настойчивостью и возрастающей силой зубной боли.

Поспешнее, чем мне хотелось бы, я поднял Пула, подсунул плечо под его обмякшее тело и двинулся к лестнице, поднялся по ней и наконец оказался в холле. Когда я положил друга на диван в кабинете, он начал стонать, словно стал приходить в себя. Но вскоре стало ясно, что он все еще без сознания. В невнятном бормотании я улавливал смысл отдельных странных слов и фраз, которые не на шутку встревожили меня:

— ...скребется... Я тебя слышу! Землю царапают... кроты, такие бледные... белые кости... Нет! Убирайтесь! Кости!., вгах'-нагл... Я вижу голову... Нет!., ш'ш'ш'фтарг... (нечленораздельная речь), хватит, надо уходить, скорей отсюда, белые костлявые руки, когти впиваются в тело, сдирают кожу, тянут по полу, страшная сырость, и мерзкие глаза зажглись, горят. Нет! Надо уходить... Помогите! Господи, помоги мне! Помогите!.. Я не должен, не могу произнести эти слова... не должен, вы не заставите... Нет, нет, нет!., дьявол!., ш'ш'ш'... (бормотание) нужно остановиться... остановиться...

Наконец после нескольких минут мучений он затих, дыхание смягчилось и выровнялось. То, что ему пришлось пережить наяву или в воображении в подвале, должно было быть воистину ужасно,- коль скоро последствия он переносил так тяжело. Я даже решил вызвать врача, но потом передумал: похоже на то, что Пул оправился от раны, и я знал, что страдает он не из-за ушиба.

Повинуясь порыву, я позвонил в библиотеку Фенли и позвал к телефону Фостера.

— Что случилось? — спросил он после того, как я представился. — У вас взволнованный голос.

Я рассказал ему обо всем.

— Не знаю, что означает бред Пула, — подытожил я, — но он как-то связан с тем, что случилось в подвале.

— Невротические галлюцинации?

— Не думаю. Не похоже на него. Хотя, должен признать, он был сам не свой. Думаю, что-то действительно случилось. Там, в подвале. Хотя что?

— Вы хотите это выяснить. Ведь поэтому вы и позвонили мне?

Я признался, что именно так:

— Вы знаете о доме то, чего не знаю я.

— Вы имеете в виду историю? Значит, вы считаете, что вашего друга поразило что-то из прошлого дома?

— Совершенно верно. Здесь, очевидно, есть нечто, нечто столь сильное, столь могущественное, что здравые рассуждения не помогут.

— Настолько сильное, что даже крайне материалистически настроенный мужчина готов засомневаться в своих прежних убеждениях и задать вопрос: «А что если...»?

Легкость, с которой Фостер воспринимал мои речи, заставила меня на мгновение задуматься: удивлен ли он происходящим? Или же он знал больше, чем говорит? Мне стало легче уже оттого, что с ним можно поделиться страхами, к тому же Фостер обладал обширными знаниями в данной области. Я спросил, сможет ли он после закрытия библиотеки заехать сюда.

— Буду вам крайне обязан, если сможете мне помочь. К тому же, думаю, вам это покажется небезынтересно.

Фостер рассмеялся, признаваясь, что был бы разочарован, если бы просьба о помощи не последовала.