Zombi in Russia (СИ)

— Да женка его, — ответил кто-то из умрюнцев, кто выглядел постарше. Значит, их тех, кто только недавно проснулся и тех, кто прожил в этом мире не одно столетие.

— Почему ложкой — Повторил вопрос Яшка.

— Чтобы успели прочувствовать как были неправы, — хмыкнул Силай и резко поднялся на ноги, после чего протянул руку напарнику. Тот посмотрел на ладонь охотника — широкую и грубую, и решительно за нее ухватился.

— Потап поедет с вами, — решил Львов, который до этого не вмешивался в происходящее, пока не разобрался что к чему.

— Я не поеду, — неожиданно уперся Яшка. — Это может сказаться на ребенке. На вашем ребенке, — с нажимом сказал он, обращаясь к Силаю, который все еще не отпускал его руки. Охотник напрягся.

— Ребенок выживет, — вмешался Потап.

— Как мой Сережка — Уточнил у старейшины Шурка Коваль.

— А что с ним — Не понял Яшка. И тогда вмешался Семен, который тихо запел. Через пару мгновений песнь подхватил Потап, а после него и Яков, пока в общий хор не влилась более низкая и решительная партия Игоря. Через несколько минут все, участвующие в спевке умрюнцы, резко замолчали.

— Ну, что — Спросил генерал у напарника.

— Пусть едут вместе, — распорядился тот, глянув на Потапа с Игом, — Марьку предупредим через Люся. Хорошо, что Дюшку оставили. Он должен услышать, раз теперь даже с хвостом. А Семен и Шурка нужны здесь, — он посмотрел на напарников.

— Зачем — насторожился Коваль.

— Глеб только что нашел лечение. Выпил ту часть души, которая была поражена безмолвием. Вылечил. Нужно разобраться.

— Ты серьезно — Недоверчиво выдохнул доктор.

Игорь кивнул.

— Да уж, вот ведь верно, не бывает худо без добра, — прокомментировал генерал и пошел разбираться с насущными проблемами. В Царицыно раненого Яшку переправят и без него, в Игоре Арсений больше не сомневался.

Эпилог По парам пам-парам!

В парикмахерской поначалу не было ни души, поэтому Всеволод смог с чистой совестью расслабиться в руках нового мастера. Им оказался молодой парень лет двадцати, который умело щелкал ножницами где-то над ухом, но развлекать почетного клиента разговором явно побаивался. Или тут было нечто другое Интуиция в очередной раз не подвела. Парень тяжело вздохнул, встретился с охотником взглядом в зеркале и виновато потупился. Всеволод выразительно вынул брови.

— Я такой отбор выдержал, чтобы сюда попасть, а они, оказывается, предпочитают стричься в женском зале, — посетовал парикмахер.

Всеволод усмехнулся и окинул парня насмешливым взглядом.

— А ты думал, в сказку попал Девчонки моими парнями делиться точно не станут, можешь мне поверить. Они в нашем районе всеобщие любимцы. А ты-то сам давно к нам

— Я не из вашего района, — окончательно оробел тот.

— И откуда же ты сюда мотаешься

Парикмахер назвал адрес, Всеволод присвистнул.

— Далеко. С чего бы такое рвение Хочешь быть на гребне информационной волны Или шпионишь

— Хочу быть дизайнером одежды. Первым дизайнером, специализирующимся на умрюнцах… ну и умряках тоже, говорят, Глеб так не согласился считаться полноценнымумрюнцем, хотя его уговаривали и кузнецы и старейшины.

— Да, сынишка у нас упорный.

— Он ведь приемный…

— Ну, да. Об этом уже каждая собака знает. Пиар отдел работает без осечек. Что — Всеволод заметил, как на мгновение в лице парнишки что-то поменялось.

— Я из детдомовских.

— А почему никто в приемную семью не забрал

— Не захотел к чужим привыкать.

Всеволод нахмурился, в словах парня ему послышалась некая еще не ложь, но уже недосказанность.

— Обоих родителей задрали

Спонтанные вспышки зомбифицирования регулярно возникали там, откуда не ждали. Тем не менее, если погибали оба родителя, дети попадали в детдом только в самом крайнем случае, потому что всегда находились семьи, в которых в точно таких же вспышках, погибали не родители, а дети. Такие люди предпочитали забирать к себе на воспитания чужих детей и воспитывать как своих. Немыслимо, дико, но, как не странно, единственно правильно в тех условиях, в которых было вынуждено выживать человечество после зомби апокалипсиса.

— Маму, — парнишка окончательно замкнулся и даже ножницами щелкать перестал. — Я Антом Игнатьев. Слышали, наверное. — На щеках парикмахера расцвели красные пятна стыда.