Зомби-Киев

Глава 25

Пинпоинтер — похожий на маленькую полицейскую дубинку портативный металлдетектор — отчаянно залопотал на своем пипикающем языке. Булкин, сидя на корточках, потыкал прибором в куче перемешанных с грязью сухих листьев и осторожно копнул короткой лопатой. Разгреб рукой в перчатке, потыкал пинпоинтером снова. Что можно найти тут, в роще над обрывом Смородинского спуска? Очень много, если знаешь, что стоишь в охранной зоне под названием «Смородинский археологический комплекс IV–III тысячелетий до нашей эры, II–V веков нашей эры».

Булкин со своим молодым, полным и потому добрым лицом уже почти расположил к себе начальство археологической экспедиции и собирался получать открытый лист — разрешение на раскопки, а сейчас проводил предварительную разведку. Неофициальный коп.

В куче листьев оказалась ржавая пробка. Он отбросил ее в сторону.

С одной стороны рощу ограничивали терема, что выглядывали из-за крепостных стен частных усадеб, а по другую плато резко обрывалось вниз, и под суглинным склоном на дне змеей вился поворот раздолбанной дороги — Смородинского спуска. От зарослей противоположного склона доносился рокот автомобильных шин по брусчатке Подольского спуска. Но сегодня машин там было мало, а по Смородинскому не ездили вовсе.

Булкин вздохнул, собрал в рюкзак пинпоинтер, лежащий рядом на земле обычный металлдетектор, зачехлил лопату и отправился к обрыву.

Послышался шум. Булкин проворно отскочил, когда сверху с ожесточенным грохотом по грунтовой трассе проехал велосипедист на горном. Подлетел на трамплине, приземлился — точно над Змиевой пещерой — и полетел дальше. По меньшей мере шестьдесят веков рукотворная пещера была нерушима, пока не появились даунхильщики.

Булкин выпалил вслед заряд многоэтажного мата, и через десяток шагов подошел к выемке на краю склона. За почти отвесный суглинок непостижимым образом цеплялись корнями деревья, похожие на скалолазов. Некоторые не удержались, их поваленные стволы навечно застыли в попытках сползти вниз. Только знающий глаз мог распознать на склоне длинные бугры — сходы, за тысячелетия или столетия расплавленные дождями, снегом и талой водой.

Под выемкой оказался уступ, словно кто ударил в гору кулаком. Булкин сошел туда по тропке справа и встал спиной к обрыву, где в вымоине лежала рогатиной колода. С этой стороны оказывалось, что над выемкой есть бревенчатый козырек, покрытый сверху землей. Под козырьком получалось нечто вроде большой суглинной комнаты с покатым полом. В дальней ее стене была нора — вход в древнюю пещеру, что витками уходила вглубь.

Нора была засыпала сухими листьями. Среди них лежала куча дерьма. Булкин поставил рюкзак, обернул говно кульком и выбросил по склону.

Спуститься тут на Смородинский было слишком круто, хотя в детстве, Булкин, иногда проделывал такой экстрим. Там внизу, если выйти по зигзагам Смородинки на Кирилловскую улицу, лежала промзона и, до стадиона «Спартак», маленький жилой райончик Липлиновка, обнятый в удольи горы. От перекрестка, где Подольский спуск вливался в Кирилловскую, почти до Петровки прямиком шла улица Тульчинская, на которой вырос Булкин. Тогда он не знал ничего об истории пещеры, но лазал туда. Он не знал и что веком прежде, на параллельной улице поселился археолог Хвойка, и тоже лазал в той пещере на Смородинке, усугубляя свой туберкулез.

Потом Булкин надолго забыл о пещере и всей это местности, где тебя охватывает ощущение торжественной мрачности, от ее древности и безлюдья.

А сегодня утром, прежде чем жара начала кипятить мозги, он вышел из дому со своим большим туристическим рюкзаком. Со стенного граффити на него глядела Янка Дягилева — а мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам — он перешел через трамвайные пути на Кирилловской, свернул влево мимо растущих на самом дне мира домов Липлиновки и добрался к дороге, уходящей вверх по заросшему огромными деревьями оврагу. Дорога из мешанины булыжника и треснувшего асфальта. Слева по обочине струился, несмотря на ливнёвку, ржавый ручей.

Добро пожаловать на Смородинский спуск.

…Булкин полез в необъятный свой рюкзак за фонариками, но в штанах завибрировал смартфон. Видеовызов. Оксана — бывшая жена.

— Саратов на связи. Как у вас в Киеве?

— Как Борис?

Булкин знал многосерийную историю про злоключения второго мужа Ксаны, художника Кочетова. Всегда в уме возникал не соперник-самец, но частный дом Кочетова в Мясницком овраге, на задворках Соборной улицы. Булкин приехал туда однажды в гости. Художник окопался в родовом имении — хибаре около тёкшего по дну оврага ручья, и над самой водой стояла будка туалета. Булкина это поразило не меньше, чем то, что в Саратове переулки называют проездами и нумеруют их до бесконечности, вместо того чтобы давать разные названия. Пока Булкин шел чрез частный сектор от Мясницкой улицы к дому Кочетова, то пересек Второй Радищевский проезд, Первый Радищевский проезд, просто Радищевский проезд, а потом еще тупик Радищева, и последнее название рассмешило.