Зомби-Киев

— Лезь в эту комнатку в конце коридора, не включай свет и молчи, что бы ни случилось. Как только все зомби пройдут мимо, включай фонарик и возвращайся к выходу из пещеры.

— А ты куда?

— Лезь, всё позже. Притаись.

Она молча, ощупывая руками пол — а комнатке предшествовал бугор, порог — залезла туда и свернулась. Алиса догадывалась, нет, даже знала.

Булкин резко закричал:

— Ко мне уроды!

Пещера почти съела его голос, но подавилась. Бесформенные темные фигуры сидя и ползком наполнили коридор, идущий сверху. Алиса закрыла глаза. Всё было так близко.

Булкин, не переставая кричать, а теперь он выдавал только матерщину, пополз в шкурник. Он бил назад ногами, попадая в холодное лицо, в лоб со слипшимися волосами. За ним вполз сначала один мертвец, потом начал вползать другой, приноравливался третий, но не мог одновременно со вторым.

Алиса представила, что она не существует. Или она это страничка книги, и рядом просто другая страничка. Вместе, но разные. Всё это понарошку.

Когда ноги третьего, корчась, исчезали в шкурнике, Алиса включила фонарь, выскочила из комнатки и, бросив фонарь на пол, стала тащить те холодные ноги к себе — носки на них опустились до туфель, и как же тяжело было тащить! Но труп как клещ цеплялся руками за пол и двигался дальше.

Шкурник имеет поворот. Звуки из последней камеры почти не доносятся.

А там, пригнувшись, мечась световым кругом по желтому в выбоинах потолку и стенам, беспорядочно рубил лопатой Булкин, черкая ею по суглинку и тратя удары зря. И для двух человек эта комнатка маловата, а для трех, потом четырех невыносима.

Булкин лежал под навалившимся сверху телами, фонарик слетел с его головы и упёрся пучком света в стену, и та показалась скорчившемуся от боли Булкину скомканным листом старой бумаги, перевернутым.

Глава 35

На горе, большой и дикой, между огромными как вселенная ярами — Бабьим да Репяховым — на мысу, носом почти касающемся улицы Кирилловской, если б не стадион «Спартак»… Короче говоря на этой горе прячутся за деревьями корпуса психиатрической больницы — Павловки. Есть там церковь — древняя церковь, Кирилловская. Есть при ней трапезная — бывший дореволюционный морг, и морг — бывшая дореволюционная прачечная, красно-белый домик в духе баварских особняков. Между корпусами, старинными да советских времен, проложены дороги, стоят при обочинах скульптуры аллегорические, например Дона Кихота — его ведь считали сумасшедшим.

Многие здания изукрашены граффити самого высокого художественного качества, и только один двухэтажный корпус, что лежит выше всего, как если подниматься по дороге к густой Кирилловской роще, мрачен и неприступен. И окружает его здоровенная шероховатая стена с колючей проволокой — не перелезешь, не перескочишь. А на углу башенка с прожектором. И у ворот, чуть ли не бронированных, тоже прожекторы.

Внутри учреждение — центр судебно-психиатрической экспертизы.

Часа за полтора до того, как заварилась каша на Смородинском спуске — к нему по прямой близко, а добираться долго, через пропасть Репяхового яра и Подольский спуск — в одну камеру, или палату, без разницы — на втором этаже вошла докторша. Бейджик на ее груди сообщал, если присмотреться, фио. Дарья Алексеевна Пронина. Там еще был маленький ее портрет, фотка, и хоть тебе тридцать лет и пригожа собой, а в паспорте и на бейджике будешь как уродливый гном. Таковы законы фотографического искусства!

— Юлий Николаевич? — позвала она мужчину в кепке. Тот стоял и глядел в окно через решетку. В зелени буйных крон высился громадный недострой — институт социальной и судебной психиатрии и наркологии, несколько корпусов, причудливо соединенных.

Юлий Николаевич не обернулся, голос его смеялся:

— Пришли меня отпустить?

— Нет.

— Разве еще не началось?

— Ну…

— Что, в городе уже плохо со связью? Не можете связаться с родственниками?

Он говорил и продолжал смотреть в окно. Под корпусом экспертизы прошло трое ребят — и по грунтовке скрылись в роще.

Прониной неприятно общаться со спиной, но еще более неприятно было когда Кухмистеров смотрел на нее немигающими, темными глазами, где белка было так мало, будто не существовало вовсе. Может дело в прищуре, в массивных безволосых бровях? А может потому он в кепке? Как бы показать его окулисту?

Профессора Кухмистерова привезли недавно. В первый день он вел себя не как видный биохимик, цитолог — лупил ногами в дверь и матерился. До водворения он пытался прорваться лично к президенту, чтобы сообщить ему важные сведения, от которых зависела безопасность не только страны, но и всей планеты. Вместо приема у президента Юлий Николаевич попал сюда.

Пронина каждый раз записывала на смартфон его бред о том, что Кухмистеров работает в секретной подземной лаборатории, относящейся к проекту «Лазарь» — конечно же, на Байковой горе, под институтом эпидемиологии, где же еще? И что там одна из сотрудниц, по имени Кира — не совсем человек, не в нашем привычном понимании, Кухмистеров говорил про ее красные глаза и кошачьи зрачки, и что это не линзы, потому что зрачки меняли размер.