Джон снова перестает слушать, продолжая осматриваться. Они с Рамси много ходили по городам, но первый раз после института он видит хоть какую вялотекущую жизнь – редкие люди, чьих лиц не различить из-за капюшонов и шарфов, торопливо снуют среди выкрашенных белым и розовым невысоких домов, на которых уже много месяцев не горят барные вывески, но Джону от одного этого кажется, что он попал в какой-то совершенно незнакомый, шумный и живой мир, проснувшись после тяжелого, нескончаемого темно-серого сна. Краем глаза он ловит отражение Призрака в неосвещенной, забрызганной слякотью витрине магазина и отстраненно думает, что рекламные наклейки на его двери напрочь вымокли и выцвели за прошедшие… полгода? больше? Он понимает, что уже не уверен, сколько на самом деле прошло времени с тех пор, как стало так холодно.
Джон задумывается, беспокоит ли его прошедшее время и должно ли оно его беспокоить, подходя к трехэтажному зданию гостиницы и замечая, как какая-то тощая девица в такой же зеленой армейской куртке, как у Сола и Роули, и огромной шерстяной шапке, торопливо прячет за спиной сигарету.
– С-сол?.. – она спрашивает несмело, щурясь и пытаясь понять, кто перед ней. Из ее рта вырывается дым, пахнущий травкой, и Джон, мельком вспомнив свои студенческие годы, хмыкает.
– А кто ж еще? – голос Сола звучит неожиданно добродушно. – Ты б не курила тут, где все видят, а то вдруг кто деду донесет.
– Да, кроме вас, и нет же никого сейчас, – хихикает девица; ее лицо под нависающей шапкой открыто, и Джон находит его приятным. Хотя ее пухлый рот показался ему в первые секунды очень капризным, как будто она привыкла кривить его и поджимать нижнюю губу, совсем как Санса, но в улыбке его выражение оказалось другим, скорее по-детски застенчивым. – А мне ужас как хотелось посмотреть на гостей, но уж больно холодно так просто стоять было, – она делает еще одну затяжку и наклоняется, осторожно туша кончик сигареты в снегу.
– Ну, посмотрела? Им сейчас некогда, потом еще завалишь вопросами. Ваши сейчас где? – нетерпеливо спрашивает Сол, мерзло потирая руки.
– Обедают, – кивает девица, раз любопытно глянув на Джона своими блестящими и большими глазами, зелено-голубыми, как прозрачное море, и тут же уставившись на Призрака. – Такой красивый. Как тот волк, помнишь, Сол, только белый-белый. Такого вы бы в снегах ни за что не поймали.
– Ага. Свезло нам. А то так и сидели бы без солонины, – слегка раздраженно соглашается Сол, толкая одну, а затем и вторую тяжелую стеклянную дверь, и уже внутри снимает капюшон – в лобби еще холодно, но не для тех, кто только пришел с ветреной улицы. Впрочем, Сол все равно не задерживается здесь, сразу идя вглубь гостиницы и на ходу разматывая шарф. У него оказывается довольно моложавое лицо, хотя и видно, что ему уже прилично за сорок, и седеющие волосы едва прикрывают глубокие залысины.
– Да так бы уж и сидели, – тем временем, быстро шагая следом, возражает ему девица. – Что нам была та солонина, я вот ее даже и не попробовала. И вообще зачем нужно охотиться, я давно спрашиваю, если у нас и так полные холодильники…
– Давай об этом не при чужих, Вилла, – Сол вдруг неласково обрывает ее, и она обиженно примолкает. Но уже через пару секунд ее взгляд снова становится любопытным, то и дело скользя по Призраку и Джону. Она действительно выглядит так, будто с ее губ вот-вот сорвется тысяча вопросов, и Джон с легкой печалью думает о том, что в какой-нибудь другой жизни хотел бы ответить на каждый из них. Как хотел бы ответить на каждый из тысячи вопросов, которыми когда-то перед сном заваливали его Арья и Бран, забираясь к нему в постель и тормоша, пока он не начинал сонно и шутливо ворчать, отговариваясь завтрашней учебой и выталкивая их из-под одеяла.
Джон насильно выкидывает все это из головы, проходя наконец за Солом в просторный ресторан гостиницы, слабо освещенный огнем из открытого очага и несколькими газовыми лампами. Стены внутри отделаны белым камнем, а одна оформлена бледной мраморной мозаикой с потертыми изображениями русалок, пляшущих в щупальцах гигантского кракена, и затонувших кораблей, оплетенных черными водорослями, и улегшихся в тенях морского дна левиафанов. Конечно, на что еще может рассчитывать приморский город, думает Джон, придерживая слегка занервничавшего Призрака за загривок и сквозь быстро запотевающие очки стараясь разглядеть всех присутствующих, сидящих за соединенными деревянными столами.
Вимана Мандерли он узнает сразу. “Увидишь его – и никогда больше не упрекнешь меня в том, что я много ем”, – сказал ему вчера Рамси, и Джон запоздало мысленно соглашается с ним. За столами Виман занимает все три места, а из-за толстой черной шубы, полы которой свисают по бокам его обтянутого голубым кашемировым свитером огромного живота, кажется еще больше. Неожиданно внимательными и цепкими маленькими глазами он молча изучает вошедших из-под заплывших век, и пухлый рот кривится в светлой бороде под острым, слегка курносым носом, придающим ему еще больше сходства с бледным толстобрюхим хряком.