Я аккуратно поднялся с кровати и вышел на балкон, стараясь не шевелить корпусом. Нахер постельный режим. Я не собираюсь лежать в ожидании выздоровления.
А вот и наша доблестная армия. Я огляделся.
У девятиэтажки шла какая-то нездоровая движуха, разговоры на повышенных тонах: наши сцепились с сидящими на бэтээре солдатами, и теперь две группы орали друг на друга. Наших в разы больше, чем чужаков, но те вооружены. Я привычно перехватил девять спусковых крючков, и сразу же выругался: одновременно спускаться и держать оружие я не смогу.
Я надел треники, футболку и тапочки — во дворе прохладно, так что не буду разговаривать с народом в трусах. Я телекинезом подтянул к себе кресло, сел и вылетел с балкона, стараясь двигаться плавнее. Оказывается, при переломе ребер можно летать без особой боли. Главное — не шевелиться, и не дергать кресло.
— А это чо, ваш профессор Ксавьер? — раздался издевательский голос, но не смотря на явное пренебрежение, четыре автомата из девяти нацелились на меня. А после слов "он тридцать шестой", на меня нацелились все.
Черт. Очень неуютно находиться под прицелом взвинченных солдат. Я приземлился под балконом и перехватил спусковые крючки. Все, теперь я почти спокоен.
Я встал и подошел к спорящим группам.
— В чем дело? — тихо поинтересовался я у Святослава. Громко говорить не хотелось: грудь и при обычном разговоре пронзали вспышки боли.
— Хули ты шепчешь? — задорно спросил борзый пацан лет двадцати двух, с капитанскими погонами. И сразу получил по зубам собственной рукой: впервые со дня апокалипсиса у меня было по-настоящему хреновое настроение, и миндальничать я не собирался.
Соседи быстро попятились назад. Святослав, Захар, главврач Егор Сотников — наоборот, напряглись и шагнули вперед. За спинами солдат появился Дамир. Парнишка поймал мой взгляд, провел большим пальцем по горлу, но я покачал головой. Дамир исчез за бронетранспортером.
Капитан сплюнул кровь — я расшиб ему губу о зубы — и с ненавистью уставился на меня.
— На майора своего смотреть так будешь, щенок, — тихо сказал я, но на этот раз меня услышали: тишина стояла оглушительная, как перед мясорубкой. Никто не знает, что пальцы не вдавят спусковые крючки, и свинцовый ливень не накроет гражданских. Кровавой свалки не будет.
— Итак, вводные. Автоматы не выстрелят. А если выстрелят, то потому, что я так захотел. И в того, в кого я захочу. А теперь я жажду услышать, в чем дело?
Я не рисковал: уровни у пришедших не превышали трех.
— Вы должны помочь Родине, — без прежнего веселого запала сказал капитан. Голос вояки сочился ненавистью.
— И накормить шайку солдат? — прошипел Святослав. Насколько я понял, мужчина по-настоящему взбешен, — Продразвёрстка, да? Твое руководство ошиблось! Здесь тебе и твоим солдатам еды нет! Сажайте огороды, поганьё!
— Вы слышали, — так же тихо сказал я.
— Солдаты гибли за вас во все войны, а вы отказываете в еде сейчас, когда военные голодают? — спросил капитан. И вроде бы разговор перешел из психологического давление в обмен мнениями, только вот капитан во время реплики слегка развернул автомат, и когда я оказался на линии огня, вдавил спусковой крючок. Автомат ожидаемо не выстрелил, но это уже было не важно.
Меня накрыло волной злобы, и я не пытался сдержать эмоции. "Кровавая стойкость" в очередной раз спасовала.
Ремень автомата рванулся с плеча, и оружие подлетело над солдатом. С помощью телекинетических ощущений я мог целиться идеально. Нацелить дуло в левую руку капитана оказалось удивительно просто. Я потянул крючок раньше, чем офицер понял, что происходит. Пуля разнесла капитану кисть, и двор потонул в оглушающем крике: рука офицера теперь выглядела культей с ошметками кожи и костей. Кровь текла тонкой струйкой — капитан сжал запястье пальцами другой руки, но это не помогало.
Солдаты отреагировали по-разному: один упал на колени и поднял руки, еще два попятились прочь, остальные жали спусковые крючки, но теперь это хотя бы оправданно. Я разрядил автоматы, патроны и магазины зашвырнул поближе к дому — пригодятся. За пару секунд перетянул солдату культю обычной бельевой веревкой с балкона, и отогнал Ингу взмахом руки — исцелять ничего не нужно.
— Ты заслужил остаться без руки, когда попытался меня убить, гондон, — тихо сказал я и поморщился от боли. Капитан меня не слушал — он сидел и раскачивался, баюкая культю.
Я подхватил капли крови с земли и за пол минуты расписал БТР словами "я оборонялся". На случай, если капитан расскажет руководству другую версию, и солдаты ее подтвердят. Хотя не думаю, что его руководство благороднее и ему будет не похуй на причину.
— Скажи спасибо, что я не вырезал на твоем лбу мотив своего поступка, — сказал я и дал солдатам отмашку, — Свободны! И говнюка заберите.