«Но сирена-то помалкивает», — сообразил он на бегу.
Однако ход не сбавил.
Может, стреляли и не на поражение, но кто знает, что будет дальше? Если схватят и вознамерятся спустить в канализацию — никакая сирена не поможет…
— Черт, туда же нельзя! — спохватился он, вскинув голову, как конь перед препятствием.
Бежали-то они явно в ту зону в зоне, куда служивые категорически не советовали ему соваться.
Ира повернула к нему лицо — и Гридин чуть не прикусил язык.
Ему доводилось видеть рассерженные женские лица. Самое злое было у одной его прежней знакомой, когда он нечаянно придавил дверью ее болонку. Но оно выглядело бы любящим и смиренным ликом Богородицы с икон по сравнению с тем, что увидел он сейчас. Наверное, так смотрела на Персея горгона Медуза…
— Да нет там ничего страшного, поймите вы, бестолочь! — с таким раздражением выпалила девчонка, что Герман чуть не споткнулся. — Пугают вас, как младенца!
Гридин молча проглотил все это и вписался в очередной поворот. Топот за спиной сменился какими-то невнятными звуками — словно чавкал там кто-то очень голодный, похрустывая железными крышками погребов. Теперь слева от них был детский сад — стандартная двухэтажная коробка, не очень похожая на место счастливого детства, окруженная горками, железными ракетами, деревянными подобиями грузовичков, врытыми в песок пестро раскрашенными автомобильными шинами и обнесенная прорванной повсеместно мелкой железной сеткой. Справа тянулись кусты, двумя рядами подступая к ободранной трансформаторной будке. Асфальт возле нее был усеян битым бутылочным стеклом. А прямо перед ними стояла еще одна бурая пятиэтажка времен массовой застройки, с тремя подъездами, серыми окнами и захламленными тесными балкончиками.
— Нам сюда, — сказала Ира, остановившись перед средним подъездом.
Гридин и сам чувствовал, что именно сюда. Маячок в голове мигал радостно и быстро, созывая в гости все корабли.
Или заманивая глупых мотыльков в обжигающий убийственный свет.
Чавканье прекратилось, и вновь вокруг повисла тишина. Псевдосолнце, затаив дыхание, смотрело с псевдонеба. И не было там ни физиономии Скорпиона, ни портрета шамана.
— Привела, — тихо констатировал Герман, обшаривая взглядом окна.
Никто там не появлялся.
Ира подошла к крыльцу и оглянулась:
— Не стойте там, Герман, идите сюда. Там опасно стоять.
— Я же бестолочь, — совсем по-детски буркнул он, и ему самому стало стыдно.
Плохо это или хорошо, но он был у цели. Даже если прямо сейчас неуклонно и безвозвратно терял здоровье.
«Нам отпущено Всевышним только то, что в рамках срока…»[25]
В конце концов послали его именно сюда. И он согласился.
Так за чем дело стало?
Приказано — сделано.
Ира уже открывала дверь подъезда с фанеркой вверху вместо выбитого стекла. Извиняться за «бестолочь» она явно не собиралась. Не та нынче пошла молодежь. А может, на самом деле считала его бестолочью. Гридин нащупал в кармане пистолет и направился к ноздреватой бетонной плите, заменявшей крыльцо. Девушка поджидала его, придерживая дверь с провисшей пружиной.
— Значит, говоришь, все вопросы отпадут? — спросил он, делая шаг на плиту.
Если Ира и собиралась ответить, то не успела. Дверь мгновенно вспыхнула, возникла на ее месте огненная стена, и Герман, прикрыв лицо рукой от нестерпимого жара, отпрыгнул назад.
У него все оборвалось внутри в ожидании истошного крика. Но вместо крика сгорающего заживо человека раздался все тот же раздраженный и возмущенный голос:
— Да что вы, в самом деле! Это все иллюзии, Герман, иллюзии! Химеры воображения…
— А что я нос себе обжег — тоже иллюзии? — огрызнулся тут же восстановивший душевное равновесие Герман, глядя на странное бесшумное и бездымное пламя.
— Ничего вы не обожгли, это вам показалось. Заходите быстрее. Ну, если совсем уж страшно, зажмурьтесь. И вперед!
Это уже ни в какие ворота не лезло. Герман набрал в грудь побольше воздуха и бросился прямо в слабо пошевеливающийся огонь.
«Сквозь химеры воображения», — мелькнуло в голове.
Горячо ему уже не было. Огонь оказался совершенно эфемерным и не причинил никакого вреда. Гридин влетел в подъезд, едва не сбив с ног прижавшуюся к стене девчонку, остановился у ведущих на площадку первого этажа ступеней и оглянулся. Дверь подъезда медленно закрывалась за ним, тоже целая и невредимая. Ира больше не походила на горгону Медузу, хотя лицо ее продолжало оставаться сосредоточенным.
— С прибытием, — сказал она. — Теперь на второй этаж и налево. Девятнадцатая квартира, там табличка.
Гридин смерил ее пристальным взглядом и отрывисто спросил:
— Вооружен?
— Нет.
Она могла и обманывать. Хотя зачем ей его обманывать?
«То-то и оно, — подумал он. — Непонятна ее цель, и сама она непонятна».
— Чего он там сидит? Чего не уходит? Не может?
— Не хочет, — коротко ответила девушка.
Герман хмыкнул. Потом достал «глок» и начал подниматься по сбитым ступеням. Девушка не сразу, но последовала за ним. Однако догонять, видимо, не собиралась.