Зона бессмертного режима

– Да нет, утес, это не Смотрители, – насторожился Шамаш и лихо заелозил пальцами по клавишам. – Так, так, так. А, вот, есть контакт. Ни фига себе. Это же круизный суперлайнер класса два нуля. Шестнадцать палуб, три бассейна, два зимних сада, одно мудбольное поле и гиперпространственный двигатель. А еще полторы тысячи богатеньких, зажравшихся, откормленных бездельников. Э, такую мать, разрази меня гром, да ведь они летят прямо сюда, на наши сигнальные маяки! Ну, утес, жопу даю, сейчас будет что-то интересное.

Как бы в подтверждение его слов пол под их ногами завибрировал, раздался непередаваемый рев, и купол Нибирской колонии вздрогнул. А откуда-то из космоса, застилая свет звезд, уже стремительно надвигалась тень. Исполинская, неправдоподобная, напоминающая формой утюг. Казалось, что еще мгновение, еще чуть-чуть, и утюг этот разгладит Нибиру. Однако ничего – движение замедлилось, зашатались скалы, рев, сделавшись тоном ниже, достиг запредела, и тень превратилась на глазах в махину межгалактического звездолета. Настолько завораживающе огромного, что просто не верилось, что это творение рук ануннакских.

– Мать моя, они же идут на ручном управлении! На фотонной тяге! – глянул на приборы Шамаш. – У них не пашет бортовая ГЭВН. Ну, блин, и рулила. Выше среднего.

Звездолет тем временем плавно снизился, испоганил все окрестные ландшафты и, не выпуская стационарного шасси, опустился на силовую пси-подушку. Не зажигая опознавательных огней, без позывных, без разрешения, наплевав на все порядки. Гм, странно.

– Эй, борт блядовоза, – не выдержал Шамаш, – вы бы хоть обозвались, ребята, не борзели бы, суки, в корягу.

Автоматика звездолета мгновенно рассчитала волну, и в переговорном устройстве раздалось:

– Эй, там, на зоне, гляньте в перископ. И прикиньте хрен к носу. Как следует.

Ан с Шамашем глянули и оптимизмом не прониклись – протонная антиметеоритная пушка звездолета нацелила свое жерло точно на купол. Жахнет – и мокрого места не останется. Впрочем, сухого тоже.

– Лады, банкуйте, сволочи, – сразу отозвался Ан. – И хрена ли вам лососячьего надо?

Голова его лихорадочно работала – экипаж межгалактического лайнера, базарящий на фене. Это что-то новенькое. Не говоря уже о том, что лайнер этот утюжит силовое поле здесь, на Нибиру. В запретном коридоре пространства у строгой зоны, проклятой богами. М-да. Действительно, и хрена ли лососячьего здесь ему надо?

– Рот закрой, дятел, вафли не летают. – Голос в переговорнике сделался суров. – У вас там есть зэка один, ануннак нормальный, с погонялой Шамаш. Чалит по сто сорок восьмой за угон. С ним поговорить надо, даю на все вошканье десять минут. Всосал? Или разжевать?

– Частокол[64] побереги, он тебе для пожрать пригодится, – усмехнулся Ан, глянул на часы, выругался, вырубил связь и повернулся к Шамашу: – Ну что, блин, скажешь?

– Жопой чую, это кто-то свой. – Тот наморщил лоб, задумался, ударил кулачищем о ладонь. – Это же была моя идея фикс – взять на гоп-стоп суперлайнер. Глушануть дремо-газом терпил, вырезать к едрене маме экипаж, а затем сделать финт ушами – зарулить в запретную зону, куда менты не сунутся. Ну а уж потом махнуть куда-нибудь подальше, в метагалактике, чай, места хватит. Лохов – чечикам в рабство и на органы, скважин – тачикам[65] в гаремы и для блуда. Да с такой посудиной можно таких дел натворить! И все же какая это падла вызывает меня на линию? Ну, сука, бля, в натуре кто-то свой!

В рубку между тем стали подтягиваться массы – верченые, крученые, блатные, не верящие ни в бога, ни в черта. Все в глянцево сияющих зэкобутсах, в робах без нашивок, в красных головных платках, с тщанием повязанных. Естественно, по уркаганской моде, с двумя огромными, напоминающими рога узлами.

– Далан на тайман, утес. По какому случаю кипеш? А это еще что за дирижопель? И в какую же сторону он едет?

Держались они с Аном на редкость уважительно – всем им было обещано изничтожение гена. Того самого, зловредного, отвечающего за процесс старения.

– А ну-ка ша. – Ан вытащил часы, немного подождал и повернулся к Шамашу: – Давай, брат, время.

– Сделаем.

Тот сел за пульт, изладил связь и криво улыбнулся в эфир:

– Эй там, на блядовозе. Шамаш на линии. Слухаю.

– Сейчас будем посмотреть, какой ты там Шамаш, – сухо раздалось в переговорнике. – Сколько движителей на «дзете пятой»?

– Семь.

– А на пассажирской «би второй»?

– Девять, бля.

– И какого типа?

– Три мезонных, два фотонных и четыре гелевых. Экий же ты душный, братан.

– Ладно, ботало придержи. Скажи лучше, на какой посудине сгорел? Последний раз.

– На грузопассажире «эр восьмом». Ты, редиска, морковка, Навуходоносор, петух фармарский, долго еще будешь мне душу мотать? Сам давай обзовись, кликуху назови.

– Не гони волну, Шамаш, и не возбухай, – сказали в переговорнике. – Давай натягивай «гандон» и двигай к нам на борт. Через левый кормовой штормолюк. Даю пятнадцать минут. Подумай о корешах. Изжаритесь все…