Зона бессмертного режима

Основной закон Нибиру был суров – учет, контроль и послушание. Иначе – смерть. Все было просто, как трижды три. Каждую неделю прилетали Смотрители, они забирали раданий и в соответствии с выработкой оставляли протоплазму, из которой в конверторе синтезировалось необходимое – воздух, лекарства, продукты, вода. Так что арифметика здесь была проста: меньше народа – больше кислорода. И потому рождаемость на Нибиру строго контролировалась, внеплановые дети подлежали выбраковке. А план сей утверждал нигрянин Алалу, равно как и регламентировал количество жен. Кому одну, кому две, кому три, кому вечное воздержание. У него самого их было не меньше дюжины, – как говорится, свое исподнее поближе к телу.

– О чем же ты мне хочешь напомнить, Алалу? – улыбнулся Ан. – Я весь внимание. И повиновение.

Улыбался-то он улыбался, только внутренне, ментально и психически, уже настраивался на бой – решительный, смертельный, бескомпромиссный. Ничьих, как известно, на Нибиру не бывает.

– Ты, сучий потрох, будешь у меня сейчас скалиться, как бараша. – Алалу посерел от ярости, нахмурился и начал привставать. – В шахту захотел? На гной? В вечную пахоту? Кто без моего ведома обрюхатил целку из второго блока? Почему ублюдок этот до сих пор еще живой? Что за беспредел голимый в моей хате?

– Не понимаю, Алалу, о чем ты говоришь, – совершенно искренне изумился Ан. – Какие-то обрюхаченные целки, какие-то незадавленные дети. Здесь какая-то ошибка, конфуз, промашка, недоразумение…

Внутри него словно начала сжиматься какая-то могучая пружина, только тронь ее, задень, мысленно отдай приказ, и она ударит со смертельной неотвратимостью. Словно батагайская черная швобра, атакующая добычу из засады.

– Ах, значит, такую мать, ошибка? Промашка? Конфуз? – рявкнул, брызгая слюной, Алалу, бешено вскочил, повернулся к своим: – Эй, Харя, ну-ка приведи! Сейчас будет тебе, лепила, такую мать, промашка!

– Сделаем, утес, – пакостно осклабился Харя, рыжий бирбижанский хербей, юрко нырнул за перегородку и вскоре торжествующе вернулся. – Опа-на!

За собой он тащил упирающуюся Нанн, на ее руках заливалась Нинти, на щеке алел впечатляющий синяк. Пружина внутри Ана звякнула, задрожала и только чудом не пришла в движение.

– Ну что, сучий потрох, это тебе промашка? Ошибка, бля? Конфуз? – зверем заревел Алалу, витиевато выругался и резко шагнул к Ану. – Что, никак признал? Вот она, твоя скважина, а вот он, твой приплод. Кому лапшу хотел навешать на уши, ты, интеллигент позорный? В общем, давай так. Не хочешь в шахту на гной – сам короеда пореши, а баба… Хрен с тобой, владей. Только мы ее вначале с братвой на четыре кости поставим. Уж больно хороша. С литаврами, с мандой. Ну как тебе такая перспектива?

Пружина внутри Ана клацнула и начала стремительно распрямляться.

– Утес, что угодно, только не в шахту, – жалобно всхлипнул он, кинулся к ногам Алалу, и едва тот, расслабившись, гнусно оскалил пасть, хлестко, на резком выдохе, ударил его пальцами в пах. Так конкретно врезал, что того скрючило.

– Ты, сука, чего?.. – изумился Харя, выругавшись, бросился вперед, но Ан без промедления выхватил приблуду, и хербей навеки замолк – наискось через все лицо отметила его отравленная сталь.

– Мочи его, мочи! – заорали в кодле, дружно схватились за кастеты и ножи, только Ан нагнулся над Алалу, миг – и бластер оказался у него в руках. Сверкнула вспышка, осело тело, пронзительно запахло жареным. Еще, еще, еще… И наступила тишина – суетиться, кричать, делать какие-нибудь движения, да просто выделяться из толпы всем сразу резко расхотелось.

– Так, ну вот и молодцы, – с вескостью заметил Ан, крайне глубокомысленно вздохнул, в задумчивости поводил стволом бластера и выбрал уркагана покрупней. – У тебя сколько доз?

– П-п-п… – отозвался тот, впрочем, без особого энтузиазма. – Пять… доз… у меня…

– А у тебя? – повернулся Ан к другому шкафу, без труда узнал, что тот имеет шесть доз, тронул поседевшие густые волосы и подошел к все еще скорчившемуся Алалу. – Ну ты и жмот. – С силой приласкал ногой в больное место, выудил из-за пазухи емкость с ханумаком, знаком подозвал к себе первого амбала.

– Тебя как звать-то? Шамаш? Хорошее имя. А по какой статье? По сто сорок восьмой? По сто сорок восьмой прим[61]? Гм… На, держи, здесь двести доз, честно поделите на всех. И скажи всем от моего имени, что отныне всегда будет так. Я сказал.

– О-о-о, – ликующе прокатилось в братве, зацокали одобрительно языки, на гнусных физиономиях ануннакского отребья закривились сладострастные ухмылки. – Ы-ы-ы…

По существу, это была стая – алчная, злобная и нестойкая, где царил единственный закон – сила. С дерьмом смешали вожака? Замокрили товарищей? Плевать. Главное, вроде бы обламывается ширева немерено. А что делать на этой чертовой Нибиру, как не убивать время? Дозу, дозу, дозу давай…