Он, оказывается, был не только маг, хиллер и потомственный колдун, но еще и друид, магистр белой магии, директор центра психического совершенства и особа, приближенная к тибетским ламам. И к индусским гуру тоже. Бродов молча слушал, вежливо кивал, отдавал должное куре с овощами и потихоньку присматривался к гению оккультизма. Нет, тот был не аристократом, не дезертиром да и, видит бог, не виртуозом экстрасенсом. Во всей его манере чувствовался дока-бизнесмен, умело и продуманно рекламирующий свой товар. Он ведь даже, гад, и к нему, Бродову, приклеился не просто так – с тонким умыслом, точным расчетом и дальним прицелом. Мимо человека с внешностью терминатора равнодушным не пройдешь, задержишь взгляд, а значит, обратишь внимание и на его попутчика в сапогах и тюбетейке – светило волхования, адепта белой магии, прославленного гуру кобения[73]
и заговоров. Берущего за труд согласно таксе, относительно недорого и в твердой конвертируемой валюте.Между тем официант принес чай, сахар, чашку кипятку и коктейльный вместительный стакан с томатным соком. Розовым, густым, с клочьями мякоти, видимо, и впрямь свежеотжатым.
– О, и сколько же в нем астральных флюидов! – прокомментировал маг, вылил сок в тарелку, круто посолил, смешал с банановым йогуртом и принялся есть ложкой. – М-м-м, мои чакры наполняются энергией… Кундалини поднимается в сушумну, анахата опускается в мудаладхару. Все, ушел в нирвану…
Публика в зале замерла, перестала есть, на лицах всех этих французов и японцев застыло благоговение. А ведь и впрямь волшебник, хиллер, магистр, великий маг. Чтобы вот такое хлебово да еще ложкой… Столовой…
Бродову весь этот театр одного актера начал надоедать.
– Ну что, пойду-ка я вздремну с дороги. – Он допил свой чай, с легкостью поднялся, грустно посмотрел на давящегося экстрасенса. – Да, нелегкий у вас, Алан, хлеб. Такой не сразу и переваришь. Увидимся, пока.
Данила подмигнул, дружески сделал ручкой и пошел вон из ресторана. Правда, не к себе в хоромы, на трехместную кровать – в город, на рекогносцировку, осмотреться на местности.
Да, в Эль Гуне было тоже славно, ничем не хуже, чем в ресторане, – крайне уютно, в меру прохладно, шикарно задумано и жутко гостеприимно. Море было лазоревым, магазины открыты, цветы благоуханны, а люди благожелательны. Ну да, делить особо было нечего. Так что нагулялся Бродов всласть по живописным улочкам, вволю надышался целительного морского бриза, позвонил в Иркутск Рыжему по сотовому да и вернулся к себе в апартаменты. Здесь его ждал сюрпризец из разряда неприятных – номер кто-то шмонал. Собственно, добро было в порядке, не пропало ничего, однако изначальная гармония громко приказала долго жить. Ноутбук на секретере был сдвинут примерно на сантиметр, волосинка на двери сейфа отсутствовала. И кто-то до упора вжикнул молнией на боковом кармане сумки. Это еще так, навскидку, в первом приближении, на беглый взгляд. Интересно, и какому же это уборщику понадобилось залезать в вылизанный, как кошачьи яйца, номер. Да.
«Может, это так принято у них? Спецура бдит?» – сам себе не поверил Бродов, вытащил сигареты, закурил и принялся задумчиво бродить по номеру. Причем не столько пускал дымы, сколько любовался зажигалкой – массивной, внушительной, с отделкой под старину. И с индикатором радиоизлучения широкого диапазона – жучок не жучок, закладка не закладка, клоп не клоп. Хорошая вещь, солидная, радует глаз. Еще как радует-то – номер был буквально нашпигован микрофонами, кто-то решил послушать Бродова в режиме даже не квадро[74]
, а «долби диджитал» [75]. Устроено все было по уму, на редкость качественно, сомнений нет – работали профи. Ох и славно же, до чего же хорошо начинается знакомство с египетской культурой. Здорово, блин, ну просто слов нет.А Бродов и не стал много говорить – фальшиво затянул песню о том, что «не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра».
Так, с песней на устах, он взялся за пульт, включил телевизор и выбрал канал. Сугубо национальный, колоритный, пульсирующий неудержимо арабской лжепопсой. Пусть те, на том конце подзвучки, наслаждаются, раскатывают губу и держат его, Данилу Бродова, за лоха. Пускай, пускай. Если враг тебя считает дерьмом, то ты уже наполовину победил. Так что, основательно проникнувшись арабской поп-культурой, Бродов озверел, глянул на часы, с облегчением вздохнул и направился в гостиничный холл, где его должен был ждать гид. Телевизор, естественно, выключать не стал, даже еще выкрутил на всю катушку – пусть супостаты наслаждаются, им ведь тоже песня строить и жить помогает. Пусть пока живут.