Зона бессмертного режима

– М-да, коллега, а ведь вы совершенно правы. Это ведь и в самом деле Клондайк. Дай-то бог, чтобы забеременела, – сразу оживился Брандт, Шуман снисходительно кивнул, и оба эскулапа направились к железным воротам концлагеря. Звонко барабанила капель, на ветках набухали почки, в воздухе чувствовались движение и близость предстоящих перемен. Ранняя весна сорок пятого обещалась быть дружной и теплой…

Глава 1

– Это вам, уважаемый, не лезгинка, это твист, – вспомнил Бродов перл отечественного кинематографа, весело оскалился и деловито зашуршал картой-«трехверсткой». – Для тех, кто не в курсе, это Байкал. Мы, коллеги, вот здесь, на краю длинного, словно тещин язык, болота. А на другой его стороне, в двадцати верстах отсюда, стоит избушка на курьих ножках. К лесу задом. С печкой, лежанками и запасами харчей. Бабы-яги, правда, нет, извиняйте. Теперь, гвардейцы, слушай приказ: одеваете холщовое исподнее, разбиваетесь на две команды и совершаете пеший марш-бросок вдоль означенной трясины к хибаре. Одна ватага по левой стороне, другая – по правой. Причем стараетесь изо всех сил, рвете когти, шевелите грудями. Потому как места и харчей хватит только на одну ватагу. Другая с подведенным брюхом продолжит прогулку в обратном направлении. Голодание и таежный воздух, говорят, весьма полезны для здоровья. Вопросы? Нет? Тогда вперед. Готовность пять минут, время пошло.

«Охо-хо, – пригорюнились коллеги, они же гвардейцы, они же уважаемые, они же слушатели спецсеминара, почесали свои бритые затылки и отправились готовиться к забегу. – Ну, сука, ну, бля».

Собственно, какие слушатели – за четыре дня, проведенных в тайге, ох как настрелялись, набегались, намахались конечностями, а главное, насмотрелись вволю на Бродова и его команду. Вот ведь виртуозы в квадрате, умельцы, мастера, с такими пообщаться – никаких денег не жалко.

Между тем все собрались, оделись, построились на плацу. Было ясно, снежно, морозно и бодряще, светило стылым блином, не вызывающим аппетита, медленно выплывало из-за деревьев. Его негреющие рыжие лучи отражались от внушительной надписи на фасаде «Учебно-тренировочный центр охранного предприятия „Скат“». Набрана она была из стреляных гильз. День обещался быть, как у классика, славный – с морозом и солнцем. Только вот любоваться красотами природы не хотелось, хотелось двигаться.

– Равняйсь! Смирно! Вольно! На первый-второй рассчитайсь! – Бродов приосанился, подождал, передернул плечищами. – Так-с, все в сборе. Двадцать пять героев-панфиловцев. Без трех, как в преферансе. Чертова дюжина туда, апостольская сюда. Девочки налево, мальчики направо. Все, на старт, внимание, марш! Удачи.

Он глянул на часы, потом на замыкающих, добро улыбнулся и пошел завтракать. Какая может быть война на голодный-то желудок?!

Завтракали впятером, начальствующим составом, в необыкновенно чистой, выскобленной до белизны кухне. За необъятным столом на полозьях, приделанных к нему по сибирскому обычаю, чтобы легче было мыть пол, сидели Бродов, Кныш, Небаба, Наговицын – все мужики осанистые, рослые, сразу чувствуется, из военных, а также лицо сугубо мирное, гражданское, интеллигентнейшее и начитанное – Павел Юрьевич Звонков, ответственный за хозчасть. Строго говоря, был Павел Юрьевич ученым, доктор каких-то там наук и некогда руководил научной станцией, расположенной на берегу Байкала. Да только кому она нужна сейчас, орнитология-то? Если интересует кого, то только в плане кур, диетических яиц и синей птицы счастья. Нет, на фиг, коли уж сидеть в тайге, то не под эгидой Афины[16], а под плавниками «Ската». Этот небось зарплату не задерживает.

– Ну, кому добавить? – ищуще глянула из-за кастрюль разрумянившаяся Раиса Дмитриевна, мигом сориентировалась в обстановке и направилась со сковородкой к Бродову. – Ну ты смотри, хочет и молчит. Пельмени, Данила Глебович, жареные, кушай на здоровье, застенчивый ты наш. Давай, давай, лопай, равняй морду с жопой. Приятного аппетита.

Вот ведь бой-баба с яйцами, даром что кандидат наук. Любимый ассистент и супруга интеллигентнейшего доктора-завхоза – с бюстом шестого номера, тяжелым кулаком и метким, не в бровь, а в глаз, словом, частенько матерным. А вообще-то, славная женщина, надежная, с такой можно и в разведку. Да, похоже, с дражайшей половиной Павлу Юрьевичу повезло, причем крупно, вот оно – единство и борьба противоположностей.

– Значит, застенчивый? – удивился Кныш, хрустко раскусил огурчик и вдруг расхохотался, в восторге выругался, с экспрессией продырявил воздух вилкой. – Ага, особенно тогда, в Салернском…

В Салернском заливе однажды они с Бродовым вдвоем угробили под настроение с полдюжины «котиков»[17]. Красу, отраду и гордость хваленого американского спецназа. И ничего, даже не поморщились.

– Да ладно тебе, Вася. Нашел тему за столом, – вспомнил Бродов море, красное от крови, сразу помрачнел и, дабы сменить пластинку, воззрился на Небабу, со тщанием готовящегося к приятнейшему чревобесию: – Ну что, Семен Ильич, как там путанка твоя? Долбится?