Зона бессмертного режима

В общем, все было как всегда – серо, обрыдло, монотонно и совсем не весело. И вот, нарушая рутину, монотонность и избитость бытия, в небе грохнуло, раскатилось, завибрировал воздух, и сверху, из-за туч, показался планетоид. Он плавно описал дугу, слепя малиновым огнем форсажа, затем завис, инициировал пси-поле и мягко опустился на упоры. Выдвинулась аппарель, отошла дверь шлюза, и на свет божий появилась Нинти – стройная, улыбающаяся, рыжеволосая, действительно прекрасная, как богиня. Легкий субаэровысотный костюм плотно облегал ее лакомое тело, подчеркивая стройность длинных ног, волнующую высоту груди и бесподобность линий дивных бедер. Куда какому-то там исподнему из змеиной кожи.

– Салют! – Нинти ручкой сделала всем привет, мило улыбаясь, отошла в сторонку, и Мочегон с братвой сразу воодушевились, хмыкнули, радостно заржали:

– Ы-ы-ы, такую мать! Лафа…

Да, похоже, тотальному воздержанию наступал конец – обслуживающий персонал лаборатории состоял на сто процентов из женщин. И даже на самый первый взгляд, к гадалке не ходи, из стопроцентных женщин. Бывалых анунначек, у которых небось не срывалось. И не сорвется.

– Ну, здравствуй, братик, – чинно, как и полагается сестре, зарулила Нинти в объятья Энки, крайне целомудренно, по-родственному сдержанно поцеловалась с ним, однако все же исхитрилась, улучила момент – потерлась незаметно так о его бедро лобком, изобразила страсть, восторг, экстаз и ликование – мол, помню, сохну, уважаю и хочу. В общем, дорогой ты мой, готовься…

Изображать-то она радость и восторг изображала, а у самой-то на душе было не очень. Ну, во-первых, что Энки, что Энлиль – все одно, хрен редьки не слаще, то бишь те же яйца, только в профиль. Ну а во-вторых, и это самое главное, Нинти влюбилась. В могучего, неутомимого, как тавр, суперануннака по имени Кумарби. Один господь бог, ангелы и приснодева знают, как ей было хорошо с ним там, на звездолете, в уютнейшей каютке на четвертой палубе. Хотя, увы, не только господь бог, ангелы и заступница приснодева. Об ее романе стало известно Энлилю, со всеми вытекающими тяжелыми последствиями. Была драка, мордобой, ужаснейший скандал и, естественно, вмешательство грозного папахена. И вот он, нерадостный итог – бедный, до смерти избитый Кумарби там, а она здесь, на этой мерзкой планете, в объятиях своего братца Энки. Этого похотливого, эгоистичного самца, так и порывающегося обрюхатить ее во славу своих личных амбиций. Вот козел. Да, впрочем, не он один. Все мужики сволочи и гады, грубые примитивные создания. Нет, право же, понять женщину может, наверное, лишь женщина, только она может подарить ей по-настоящему чудное мгновение. Гм. Интересно, интересно, над этим стоит подумать. Хотя какие теперь мысли, какое что – надо сеять ханумак, выращивать триноплю, разводить, черт бы его побрал, этого карпа Ре. С папахеном шутки плохи – крут, может запросто оставить без клитора[164]. Что с него возьмешь – сатрап. Грубый, примитивный самец.

– Привет, сестренка, – воодушевился Энки, с крайним напряжением вздохнул и, трудно разорвав отнюдь не братские объятья, с полнейшим равнодушием спросил: – Ну как там наши? Уважаемый отец? Разлюбезнейший брат?

Ему хотелось немедленно броситься на Нинти, бешено сорвать с нее этот субкостюм, а потом напористо, в рваном темпе, но не форсируя событий, не спеша, на всю глубину укромнейшего, уютнейшего лона…

– Отлично, – отозвалась Нинти, с брезгливостью зевнула и заговорила сразу же на предмет карпа Ре – готов ли селекционный пруд, чиста ли в нем вода, широк ли он, глубок ли, правильной ли формы, прижился ли камыш гизи? И вообще, как обстоят дела с дренированием и ирригацией? А то ведь этот карп Ре рыба нежная, капризная, знающая себе цену, размножающаяся лишь в чистой воде и непременно среди молодых побегов того самого гизи. Не дай бог, если привезенные со звездолета особи загнутся. Папахен не простит.

– С ирригацией у нас, сестренка, все в порядке, – веско успокоил ее Энки, радостно заржал и похотливо оскалилися. – Сейчас удостоверишься сама. Поехали, пока в твоей больничке полным-полно свободных коек.

Однако сразу тронуться в медбиоагроцентр, окрещенный Шуруппаком, не удалось, вернее, сразу не удалось собрать прелестниц из обслуживающего персонала – Мочегон с братвой, измученные воздержанием, принялись решать свой половой вопрос на корню. И весьма успешно. Позже Энки случайно узнал, что в медцентр были направлены самые слабые на звездолете анунначки. Самые слабые на передок.

Наконец с грехом пополам собрались, с неохотой сели в турбогравикар, и Энки, взявшись за водительский штурвал, порулил над топями, болотами, озерами, полосами грязи, льда, растительности и вспененной воды. Путь лежал на север, в глубь материка. До центра Междуречья, где находился Шуруппак, было десять беру[165] – сущие пустяки для турбогравикара. Долетели, как на крыльях.

– А что, здесь ничего. Очень даже, – быстро осмотрелась Нинти. – Думаю, карпу Ре здесь понравится. Сегодня же в положительном ключе доложу папахену.