«Ладно, хрен с ним, как-нибудь разберемся». Бродов, чувствуя желание поесть, бодро пересчитал ступени, окунулся в тепло, купил жетон и начал спускаться под землю. Вроде бы час пик уже прошел, но желающих проехаться хватало — на холке эскалатора люди стояли впритык, на переходах встречались плечами, в вагонах обтирались спинами. Однако все было тихо, мирно, без ропота и эксцессов — привыкли стадом-то, в толпе, в одном загоне, в одной кормушке. Мерно постукивали колеса, инерция баюкала народ, что-то бормотал, хрен еще и разберешь, голос из вагонного динамика. Казалось, что хозяина его только что оприходовали — злостно, гнусно, орально и вшестером.
В общем, ничего не предвещало неприятностей, они пришли неожиданно. Вернее, пришел Свалидор, и сразу же Бродов обратил внимание на тощего мосластого мужика. Мужик этот с непринужденностью профи ужом пробирался сквозь толпу. Мастерски чувствовал баланс, юрко изгибался на ходу, легкими, едва заметными движениями с мягкостью прокладывал себе путь. По направлению к Бродову. И сразу же мир для того превратился в замедленное кино. В привычный кроваво-убийственный боевик со счастливым концом. А мужик тем временем, двигаясь как сомнабула, как осенняя муха на стекле, принялся вытаскивать заточку — очень медленно и печально, по чуть-чуть, откуда-то из глубин рукава. Вот показалось острие с наколотым на него, чтобы самому не пораниться, кусочком ластика, вот цепкие пальцы сдернули его, вот мерзостно отсвечивающая шестидюймовая рапира[226]
пошла по направлению к Бродову. Точно под его левую лопатку. Это была так называемая «скрипка», кусок расплющенной сталистой проволоки с остро заточенными краями, длины которой хватало с лихвой, чтобы продырявить сердце. Нет, такая музыка Свалидору не нравилась — он плавно извернулся, пошевелил рукой и перенаправил заточку атакующему в грудь. Причем сделал так, чтобы боевая часть вонзилась в тело, а рукоять-колечко с хрустом отломилась. Вот так, сделал свое мокрое дело и свалил, оставив Бродова разбираться с последствиями. Однако ничего — вагон качнуло, инерция взяла свое, и пассажиры не сразу поняли, что одного из них не держат ноги. И уж тем более никто внимания не обратил на завиток колечка из проволоки, сразу же затерявшийся в сутолоке на полу.— Человеку плохо, — поняли одни. — Сердце.
— Давайте его сюда, на сиденье, — засуетились другие. — И машинисту дайте знать.
— Да пьяный он в дым, лыка не вяжет, — подал голос Бродов. — Готовьтесь, сейчас блевать начнет. А, вот уже…
И первым стремглав, подавая пример, рванул на безопасную дистанцию. Народ вокруг дрогнул, отшатнулся, пришел в движение, возникла неразбериха и толкотня. Кто, что, чего, откуда, зачем, почему… Главное — в блевотину не вляпаться. А тут еще и поезд остановился, разъехались створки дверей, и Бродов спокойно, безо всяких препон подался из вагона подальше. По перрону до эскалатора, вверх до вестибюля, неспешно, но энергично через двери на мороз. Попал он хорошо, куда надо, — перед ним на противоположной стороне Московского проспекта светила окнами гостиница «Россия». Мрачный, задумчивый и злой вернулся Бродов в заангажированные пенаты. Был он к тому же и голодный, как лесной санитар, ибо убийственное приключение в метро никак не отразилось на его пищеварении.
— Ты это откуда такой, командир? — сразу понял его внутренний настрой Рыжий. — Никак еще один мокрый грех взял на душу? Не беда, давай колись, я все прощу.
Отношение к жизни и особенно к смерти у него было, как и у Свалидора, — трезвое. Труп врага пахнет хорошо. А лучше когда вообще нет живых врагов.
— Да ладно, после расскажу, теперь жрать охота, — проглотил слюну Бродов. — У вас-то как там, в больнице?
— У нас все отлично. Насколько может быть отлично в больнице, — успокоил его Рыжий. — Купили коньяку, закуски, дали денег. За это нас пустили к Женькиной матери. Чувствует себя она не особо, все бормочет, вроде бы в бреду. Что-то вроде: они вернулись… Кларочка сказала, они вернулись… Они вернулись и убили ее и Женечку… Они вернулись… В общем, разговора по душам не получилось. Да и вообще не получилось разговора-то. — Рыжий усмехнулся, посмотрел на Бродова и перевел взгляд на Небабу, уставившегося в телевизор. — Семен, кончай ты зомбироваться, пошли выпьем водки.
— Ну да, без поллитры здесь не разберешься, — согласился тот и выключил ящик. — Вот у волков, к примеру, кто возглавляет стаю? А? Правильно — самый сильный, самый выносливый, самый ловкий. Самый достойный, одним словом. А у нас? — Он выпятил нижнюю губу и сам же дал ответ на свой вопрос: — Тьфу…
Ладно, спустились друзья в ресторан, поужинали, неспешно вернулись в номера, и Рыжий, ставший после водки добрым, крайне тактично попросил:
— Ну что, командир, рассказывай давай. Вводи личный состав в курс дела.
Ага, мокрушного до невозможности.