Зона индиго

Дубов встал, потянулся, так что захрустело в позвоночнике, и зевнул. Честное слово, иногда ему хотелось пристрелить Оленьку, чтобы она не мучалась. Прелестное, хрупкое создание, она так искренне страдает из-за несовершенства этого мира! Неужели ей самой не скучно и не противно разыгрывать драмы из-за неправильно уложенных волос, поливать потоками соленой жидкости каждый дурно подпиленный ноготок? И неужели есть на свете женщины, которые ведут себя иначе? Простые, разумные, с некоторым запасом стойкости и жизнелюбия? Или такие встречаются только в романах под цветастыми обложками, которые Оленька прячет в своей ванной, а Дубов находит и украдкой почитывает?

Ну да, читает. А что тут такого? Глупо, не по-мужски, но интересно же! Вот в них и попадаются такие бабы, которые за своим мужиком хоть куда пойдут и не будут ни ныть, ни жаловаться! Любой наряд им к лицу, они не нуждаются в косметике, в духах, в этих кошмарных клещах, которыми Оленька вытягивает, выпрямляет, жжет свои слегка вьющиеся волосы! А если они и надевают какой-нибудь подвенечный убор, так только затем, чтобы герой его сразу же стащил, а может, и разорвал к чертовой матери, потому что именно затем этот балахон шился и надевался! И никто мужика не будет три года попрекать, потому что сама счастливая невеста только об этом и мечтает! А вот Оленька, интересно, мечтает о чем-нибудь в таком роде? Ох как редки и прохладны ее соизволения! Она только разыгрывать любит африканскую страсть, ее привлекает все внешнее, показное… Как те «атрибуты», которых Дубов побаивается.

Задумавшись, Дубов перестал утешать Оленьку, и та сразу почувствовала недостаток внимания, принялась всхлипывать громче и жалостнее. Это уже начинало раздражать, в конце концов.

– Вот что, дорогая… Я пошел ужинать. Жрать хочу, как медведь после спячки! А ты, как придешь в себя, присоединяйся.

– Ты уйдешь и оставишь меня в таком состоянии? – возмутилась Оля, но Дубов не стал выслушивать претензий, плотно притворил за собой дверь.

Конечно же ужин не доставил ему удовольствия. Оленька все же соизволила спуститься, но была бледна и печальна, кушенькала только греческий салат, прерывая трапезу душераздирающими вздохами. Конечно же ее томный вид и укоряющие взгляды порядком действовали Дубову на нервы, и мирного семейного вечера не получилось. Дубов все не мог отделаться от мысли, что без Оли в этой поездке ему было бы гораздо лучше, он отдохнул бы и от работы, и от своей дражайшей половины, сладко ел, крепко спал и не занимался бы глупостями! Да и ей было бы лучше без него – он хам, он не понимает ее страданий, ранит тонкую женскую душу своими грубостями! Подумать только, впереди еще целый завтрашний день, а все дела уже сделаны, и уйти будет некуда! Придется таскаться с Оленькой под руку, выслушивать жалобы, а потом сидеть с ней в клубе, зевать и смотреть показ коллекции «оригинального модельера», чтоб ему пусто было!

«И ведь это на всю жизнь!» – подумалось Дубову, и эта мысль, обычно такая успокоительная, внушила ему внезапный ужас. Неужели всю жизнь рядом с ним будет эта плаксивая, вздорная, неумная бабенка? Может быть, и нет. Она не хочет выходить за него замуж – иначе давно бы согласилась, без Парижа и Тиффани! Она не хочет иметь от него детей и вообще детей не любит. А Дубову нужно не меньше троих, и обязательно сына, сына! Не так уж и много он хочет! Дом есть, сад есть, дело за сыном. Значит, придется снова пускаться в поиск, снова вытаскивать пустые билетики, ошибаться, спотыкаться, тратить деньги, время и душевные силы. А перед этим еще спровадить Оленьку, тут тоже не обойдется без жертв и разрушений, она же так любит его, все время об этом говорит!

Занятый размышлениями о своей будущей вольной жизни, Дубов большую часть следующего дня молчал, во всем соглашался с бедной обреченной Оленькой и позволял вертеть собой, как комнатной собачонкой. Поэтому Оля пришла в самое благостное расположение духа, а выбравший свободу Дубов, наоборот, помрачнел.

«Я ей, в сущности, совсем не нужен. Ей нужен манекен, заводная кукла, способная произнести несколько заученных реплик, обладающая изящными манерами и… ах да – еще толстым бумажником. Я не такой, я не подхожу. Так на какого рожна она мне сдалась? И все, хватит об этом… Сейчас придем в ресторан, я поем мяса и выпью водки. Мне сразу станет легче».