Зона индиго

Неожиданно он обнаружил, что коробка конфет упала на пол, а он стоит посреди гостиной и держит Лилю на руках. Она оказалась странно легкой, как птица, и так же трепетала в его руках, и Дубов вспомнил, как в детстве он спас забившуюся между двойными оконными рамами ласточку. Птица была очень испугана, но пошла ему в руки, быть может понимая своим малым птичьим умишком, что в Дубове – последняя ее надежда. Гладкое, обтекаемое тельце, приспособленное для высокого полета, для стремительных скоростей и рискованных траекторий, вздрагивало в его ладони, и тогда он разжал ладонь. С ликующим криком ласточка взмыла в прозрачное небо, заложила крутой вираж и исчезла, словно растворилась. Но теперь он не мог разжать пальцы, он готов был на все, только бы не выпустить ее, эту хрупкую птицу, доверчиво притулившуюся к его груди.

Сердце билось все громче и громче, и за его стуком уже трудно было расслышать мысли. Дубов, однако, понял, что в спальню Лилю нести нельзя – с момента отъезда Оленьки постельное белье, разумеется, не меняли, значит, от подушки разит ее египетскими духами и, быть может, остались ее пережженные, выпрямленные волоски. Потоптавшись на месте, испытывая что-то вроде постоянно усиливавшейся жажды, он опустил свою драгоценную ношу – так и подумал, словами дамского романа, «драгоценная ноша»! – обратно на диван. Опустил и сам примостился рядом. Оказалось, лежа целоваться не в пример удобнее. Вот только внезапно ранимый Дубов вспомнил про свой живот, и про пыхтение, и про запах лука, раскритикованные неделикатной Оленькой. От этого ему стало так нехорошо, что даже слегка замутило и целоваться расхотелось.

Одновременно ему вспомнился и рекламный ролик лекарства «Победин», неоднократно виденный по телевизору. Лекарство, по словам закадрового диктора, волшебно укрепляло мужскую силу. Герой же ролика, лысый и усатый, как таракан, мужичонка, отведав «Победина», страстно обнимал свою дебелую подругу, а сам в это время смотрел в камеру, прямо в глаза зрителю. Этот взгляд говорил, что, исполнив свои обязанности по отношению к супруге, герой моментально кинется на поиски нового объекта, и, быть может, этим объектом суждено стать как раз конкретному зрителю. Дубову всегда было неловко от этого взгляда, а теперь он, значит, как этот мужичишка-таракан. И ему пора принимать лекарство «Победин». Дожили.

Но тут справа от него произошла как бы радужная вспышка – это Лиле надоело лежать и ждать, когда ее кавалер закончит бороться с комплексами. На ней был свитерок, расписанный абстрактными завитками – нежно-лимонными, розовыми, сиреневыми. Этот свитерок она и стащила через голову, вызвав вспышку, едва не ослепившую Дубова. А потом он взглянул на нее и ослеп окончательно, не понадобилось даже гасить настольную лампу!

У Лили была фарфоровая кожа, и округлые плечи, неожиданные у такой худенькой женщины, и маленькая мягкая грудь. Многие мужчины знают, что у женской груди бывает свое выражение – надменное, нахальное, самоуверенное, а хуже всего, когда розовые пуговицы сосков таращатся глуповато и похотливо. Но грудь Лили выражала нежность и беспомощность, а в затененной ложбинке, подвешенный на цепочке, болтался золотой кулон, крошечная пирамидка.

«Неужели и эта помешана на Египте?» – испуганно подумал Дубов, но потом все заволоклось сладким маревом, и у него осталась одна забота, как бы не придавить своей немалой массой такую хрупкую Лилю. Неожиданно она оказалась наверху, и руки Дубова скользили по ее шелковистой влажной спине, нежно ощупывая бугорки позвонков.

Лиля была легкая-легкая, стремительная, как та ласточка, и тихо вскрикивала, так же изумленно и радостно, и трепетала, словно под порывами бури. Между тем золотая пирамидка порядком досаждала Дубову, то щекотала ему шею, то оказывалась во рту, и он решил снять эту цепочку, а она никак не хотела сниматься! Все за что-то цеплялась, а Лиля не хотела ему помочь, а буря все крепла, и Дубов понял, что следующего порыва он не перенесет. И рад бы был оставить кулон в покое, но цепочка как-то замоталась у него на руке и вдруг порвалась. Почти теряя сознание, он отбросил ее в сторону и схватил Лилю обеими руками. Она вдруг гортанно вскрикнула, забилась в его объятиях, и одновременно погас свет. Дубов не успел понять, перегорела ли лампочка, или у него совершенно потемнело в глазах? Не понял, потому что и для него наступил блаженно-мучительный миг, который несправедливо быстро кончился, принеся слабость и покой.