– Нас предали, – безапелляционно заявил он, глядя куда-то в потолок.
– Кто? – выдохнул Григорий.
Михаил пожал плечами, не спеша с ответом, словно сомневаясь, стоит ли доверять не совсем здоровому псионику столь важную информацию.
– Суворов, – сказал он наконец.
– Петр Григорьевич? – не поверил услышанному Мезенцев.
– Да, именно он. – Он посмотрел на лысого парня, стоявшего в углу совершенно неподвижно, словно статуя: – Когда я встретил Удава, нас и накрыли, всех разом. Если б не Макс, мы бы сейчас с тобой существовали в форме пепла.
– Удава? – спросил Мезенцев, переводя взгляд с Кондратьева на лысого незнакомца.
– Да. Кажется, я тебе ни единожды о нем рассказывал.
И только сейчас до Григория дошло, что перед ним стоял тот самый Удав, один из пары бойцов, знакомых Михаила, кто практически завершил программу подготовки суперсолдат, но вместе с Вампиром, ныне покойным, был из нее вышвырнут.
– Макс?
Лицо Григория тронула едва заметная, неловкая улыбка.
– Максим, – учтиво поклонился лысый. – Фамилия, кажется, Долматов, я уже и не помню. Удав – моя второе имя. Мне с ним привычней.
Вопрос о том, что же побудило Кондратьева нарушить прямой приказ о ликвидации цели, отпал сам собой. В отличие от Вампира, который состоял на службе у генерала Реутова, Удав не желал смерти тем, к кому, вполне возможно, питал определенные чувства. Но что же произошло с Максимом после того, как он покинул программу подготовки суперсолдат? Как он приобрел способности к психокинезу?
– Ты нас… спас? – выдавил из себя Григорий.
– Вроде того, – скромно ответил Удав.
– Но разве такое возможно?
– Видимо, – пожал он плечами. – Все это получилось, словно само собой…
Это не укладывалось в голове, но способности к психокинезу у Долматова были просто колоссальны! Подумать только, они позволили ему и еще двоим людям уцелеть в пекле…, кстати, чем же по ним таким долбанули?
– Скорее всего, работал дивизион «Смерчей», хотя я могу и ошибаться, – ответил Кондратьев после того, как Мезенцев решился об этом спросить.
– И Максу по силам было закрыть нас… щитом?
– Я не ведаю пределов своих возможностей, – ответил лысый. – Заводских испытаний, – он мрачно усмехнулся, – я не проходил. Слабый энергетический щит и весьма сильный кинетический барьер, как выяснилось, я могу поставить. Об остальном – не догадываюсь.
Григорий невольно присвистнул. Теперь в их отряде появился самый настоящий живой танк. Но что же задумали эти парни? Почему Кондратьев упорно обвиняет генерала Суворова? Ведь он начал его подозревать еще там, в лесу, аккурат после обстрела. Теперь Мезенцев хорошо помнил тот момент, но, кажется, тогда Михаил еще ни в чем не был уверен.
– Я не знаю, с чего ты взял, что Петр Григорьевич нас предал, – начал было Мезенцев, но видя, что Кондратьев медленно поднимает вверх указательный палец, замолк, предоставив слово другу.
Михаил не стал затягивать с объяснениями.
– У меня нет на руках вещественных доказательств его измены, – меланхолично сказал суперсолдат, – пока что нет. Однако, той информации, которой располагает Удав, вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Макса держали в военной лаборатории. – Его лицо вдруг исказила зловещая ухмылка. – «Хрустальные небеса». Любят наши недруги поэтические названия. Эта лаборатория относительно новая, не то что комплекс «Изумрудный город». Макса держали там полтора года, и все это время на нем проводили эксперименты. О составе экспериментов известно мало, да и о целях можно судить лишь по косвенным данным. Наиболее вероятно, что из Макса хотели сделать страшное, но управляемое биологическое оружие. Второе им удалось в полной мере, первое – провалили с треском.
– А причем тут Суворов? – не унимался Мезенцев.
Кондратьев, казалось, не обратил на псионика никакого внимания. Продолжил вещать в том же тоне, столь же спокойно, буднично.