Зона обетованная

– Спасибо, Алексей Юрьевич, – поклонился мне Рыжий. – Значит, рассказываю. Выводы сами делайте, вам за это денежки платят.

– Я сейчас тебе точно заплачу! – не выдержал уже и Омельченко. – Мало не покажется.

– И это заместо благодарности. Я его всеми силами и возможностями от врагов защищаю, а он мне морду бить собирается. Я вот почему монолог в полной темноте и одиночестве вспоминал? Заранее предвидел такое несправедливое отношение.

– Ты мне своими монологами мозги не парь! – сорвался в полный голос Омельченко. – Говори, как здесь оказался. У нас каждая минута на счету, а ты какие-то монологи базарить будешь.

– Не какие-то, а товарища Шекспира. Так что поимейте уважение. Классика она и под землей классика.

Рыжий явно начал приходить в себя от ошеломившей его неожиданной встречи.

– Послушайте, как совпадает…

Он выпрямился, избавляясь от своей привычной сутуловатости, и с явно наигранной артистичностью выдал:

– А судьи все мои,
Меня судив, самих себя клеймят.
Ведь, может быть, я прав, а у судьи
В кривых глазах кривых оценок ряд.

И отшатнулся от показушно замахнувшегося на него Омельченко.

– Не я, Шекспир сказал. Короче, так… Выполняя задание не терять из виду и по возможности поддерживать контакты, сами знаете с кем, выяснил, что… Короче – подслушал. Поскольку товарищ старший научный сотрудник Николаев Алексей Юрьевич подался в неизвестном направлении, сотрудники ваши, товарищ майор, тоже неизвестно где находятся, соответственно Доцент и Хриплый принимают решение делать ноги и как можно скорее. После чего тоже исчезают в неизвестном направлении. По уму, мне бы спокойно оставаться на своем рабочем месте и дожидаться, чем дело кончится и чем сердце успокоится. Что, кстати сказать, настоятельно советовали и мой научный шеф, и ваши сотрудники, товарищ капитан, и вы лично. Виноват – мудрому совету не последовал, принял решение – прыгнуть.

– Что значит «прыгнуть»? – не выдержал я.

– Я же вам рассказывал… Как тогда, летом… В речку, со скалы. Озарение такое накатило. Или одурение? Вот и сейчас. Прибарахлился маленько в нашей научной избушке – спальник, пожрать, по мелочи кое-что – и рванул.

– Куда? – снова не выдержал я.

– С целью кого-нибудь отыскать. Одиночество в здешней местности совершенно невыносимое состояние. По вашим личным словам и по приметам из дополнительных источников, главные направления возможных здешних передвижений река и распадок. Поэтому принял решение двигаться в этом же направлении.

– По реке, что ль? – удивился Омельченко.

– Насчет реки – полное отсутствие средств передвижения и взаимное с ней недоверие, а насчет распадка кое-что рисовалось. Смутненько, правда, но рисовалось. Ну и рванул… Сразу следом за шефом.

Рыжий замолчал, не то собираясь с мыслями, не то пытаясь сообразить, как позамысловатей изложить свои дальнейшие приключения.

– Побыстрее можно? – прикрикнул на него Пугачев.

– Побыстрее по той дорожке, по которой направился, ни фига не получится. Ни дорожки, ни погодки. Сами знаете, если в этом направлении прибыли. Если бы не росомаха, пришлось бы вам, дорогие товарищи работодатели, писать справку о бесследном исчезновении Кошкина Валентина Николаевича.

– Росомаха? Она тут при чем? – удивился Омельченко.

– Та самая, которая в нашем жилище обосновалась. Я тогда еще усек – животина старая, еле ноги передвигает. Не зря, выходит Алексей Батькович ее пожалел. Была бы здоровая, мне бы за ней нипочем не угнаться. А так и она спотыкается, и я за ней носом снег ковыряю. Соображаю, если идет куда-то, значит, норка у нее какая ни на есть имеется. Мы ее выселили, а жить где-то надо. Может, и я поблизости приткнусь. Местность и погода к тому времени полностью непроходимыми стали.

– Приткнулся?

– Мы уже – и я, и она – еле ноги передвигали. Можно сказать, рядышком шли. Оглянется на меня, посмотрит, словно спрашивает о чем-то, и дальше идем. А на кого мне было еще надеяться, как не на неё. Хоть одна живая душа. Вдвоем и помереть веселее.

– Ну, на покойника ты вроде не смахиваешь, – проворчал Омельченко, поправляя коптивший факел.

– На секунду только и отвлекся – оглядеться вокруг. Поворачиваюсь – как сквозь землю провалилась.

– Не захотела, значит, с тобой ночевать, – продолжал ворчать Омельченко, пытаясь привести в порядок свой забарахливший светильник.

– Видать, не захотела. А может, на место пришла. Куда она за пару секунд деться могла? Ну, тут я подсуетился, конечно. Помирать-то неохота. Не хуже этого… Холмса все вокруг облазал.

– Все, мужики, надо двигать. Без освещения мы тут и ноги, и головы сломаем. Или не в ту сторону наладимся, – предложил Омельченко после своей не очень удачной попытки справиться с сооруженным в спешном порядке и явно готовым вот-вот погаснуть факелом. – Потом дослушаем этого артиста-афериста. Живой остался, и слава богу.