Зона: Очерки тюремного быта. Рассказы.

Проверяющие, презрительно кривясь, рисовали в своих журналах двойки и тройки, после чего убывали, а в колонии о спортподготовке никто не вспоминал еще полгода.

Впрочем, напряженная колонийская служба не оставляла времени для таких «глупостей», как спорт. Бесконечные дежурства, наряды, «усиления», тревоги выматывали так, что впору до дома бы дотащиться. А были еще огороды, хозяйство…

На каком-то субботнике, выпив, офицеры затеяли шутливую борьбу. Распалившийся Колька Мамбетов принялся демонстрировать окружающим приемы малоизвестного в ту пору каратэ, предложил побороться здоровяку Медведю.

Начальник колонии только хмыкнул добродушно, но Колькиных «выпендронов» не забыл. И вскоре на очередном собрании объявил громогласно:

— Тут нам с УВД разнарядка пришла — направить одного человека на первенство управления по борьбе самбо. Мы посоветовались и решили послать самого достойного — капитана Мамбетова.

Колька уехал на соревнования — и пропал. Прошла неделя. Встревоженный Медведь поручил мне выяснить, в чем дело. Я пошел навестить Мамбетова дома, благо жил он здесь же, в поселке. Во дворе меня встретил Колькин отец — старый казах.

— Здрасьте, дедушка! Что-то Николая на службе нет. Начальник велел узнать: может, случилось что? — спросил я.

— Ой-ой, — запричитал дед. — Балной Колка, савсем балной!

— Что с ним?

— Ой, Колка — дурак! На соревнованиях баролся! Теперь двери зубами открывает…

Оказалось, что капитан Мамбетов пал жертвой своего гонора. Прибыв на соревнования, большинство участников которых составляли такие же, как он, колонийские неумехи, Колька выкатил грудь колесом и усиленно изображал из себя опытного борца. На том и попался. Организаторы состязаний приняли его за серьезного спортсмена и в первой же схватке свели с настоящим самбистом-разрядником. Тот, введенный в заблуждение самоуверенным видом соперника, крутанул и шварканул его от души. В результате у Кольки оказались вывихнутыми сразу обе руки.

Позже, разобравшись что к чему, самбист извинялся, укоряя Мамбетова:

— Ты бы шепнул мне, что приемов не знаешь, я бы тебя аккуратненько уложил. А то подумал, что ты и впрямь чемпион какой-то…

Конечно, профессионализм тюремщика состоит вовсе не в том, чтобы метко стрелять или колоть ударами кулака кирпичи. Применение силы против осужденного — ситуация хотя и вполне вероятная, но все же достаточно редкая, ибо настоящий тюремщик просто не допустит, чтобы заключенный вышел из повиновения до такой степени, когда требуется лупить его палкой.

Вот почему колонийские офицеры с таким пренебрежением относились ко всяческим военным атрибутам — умению маршировать, метко стрелять или подтягиваться на перекладине. Главным во все времена оставалось выйти победителем в психологической борьбе с зеком, не прибегая к угрозам, насилию, заставить его выполнять все законные требования.

Тот же горе-самбист Николай Мамбетов прекрасно справлялся с отрядом, в котором насчитывалось две сотни заключенных.

Я часто задумывался: почему полторы, а то и две-три тысячи опаснейших преступников в общем-то довольно смирно годами сидят в ограниченном колонийским забором пространстве? Ведь по большому счету не автоматчики на вышках удерживают их от попыток вырваться на свободу! Даже в ходе многочисленных бунтов, сотрясавших колонии в конце восьмидесятых годов, зеки чаще всего ограничивались тем, что крушили все внутри зоны, не стремясь особо на волю…

Связано это, скорее всего, с тем, что при внешней браваде, отрицании законов в глубине души каждый из преступников сознает свою вину и согласен с фактом изоляции от общества.

Вот здесь-то и кроется преимущество сотрудника колонии. Если тюремщик честно, добросовестно исполняет свой долг — заключенный в конце концов всегда окажется в моральном проигрыше.

Будучи в большинстве своем людьми нечестными, совершившими в прошлом самые дикие и мерзкие преступления, зеки особенно щепетильно и придирчиво следят за тем, чтобы сотрудники оставались непогрешимы. Вот почему офицер с незапятнанной репутацией всегда пользуется в зоне уважением, а соблазнившийся на подачки крохобор, вступивший с заключенными или их родственниками в незаконную связь, особенно ненавидим и презираем зеками.

Тем не менее осужденные активно ищут таких сотрудников, вербуют, что, кроме прочего, дает им право тешить себя заявлениями типа: «Вот видите, все люди сволочи! И мы, преступники, не хуже других…»

Чтобы понять все это, тюремщику требуется многолетний опыт. Наверное, поэтому колонийские офицеры даже внешне чем-то неуловимо похожи друг на друга. Да и бывшие зеки, встречая их случайно на воле, несмотря на похожую «зеленую» форму, никогда не спутают тюремщика с пожарным или «кадровиком» УВД…

Помню, будучи в командировке, шел я по шумной московской улице. Вдруг откуда-то чуть ли не с объятиями на меня кинулся незнакомый мужик. Безошибочно «вычислив» среди многочисленного служивого люда зоновского офицера, он обрадовался мне как родному: